Интервью

Страхование ответственности руководителей - глобальные тренды и российские реалии Тихоненко Роман Владимирович Президент АО «АИГ»

Почему и как в глобальном страховании D&O произошла смена фазы мягкого рынка на жесткий? В чем особенности продаж этого вида страхования в России? Какую новую сферу применения своих усилий могут избрать российские «автоюристы»? На эти и другие вопросы портала «Страхование сегодня» отвечает Президент АО «АИГ» Роман Тихоненко.

В беседе участвует также Руководитель отдела по страхованию финансовых рисков АО «АИГ» Игорь Чичкан.

Роман Владимирович, что изменилось на рынке страхования D&O в России и в мире за последние пару лет?

Можно сказать, что на рынке D&O за последние несколько лет произошли тектонические сдвиги – не только с нашей точки зрения, но и с точки зрения крупных российских компаний, которые размещают свои ценные бумаги за рубежом.

Первое – существенно снизились емкости и существенно выросли ставки, зачастую более, чем в 2 раза. Это связано, в первую очередь, с резким ростом убыточности этого вида страхования. Рост количества требований к директорам и увеличение суммы требований наблюдается по всему миру, не только в России. Особенно сложная ситуация в Америке, и сильнее всего она затронула компании, которые имеют листинг на американских биржах, либо активно взаимодействуют с американскими партнерами, имеют подразделения в Штатах, либо они выпускали ADR (American Depositary Receipt) или GDR (Global Depositary Receipt), к которым имеют доступ американские акционеры. Все это называется «US exposition» - подверженность рискам в США.

В России есть своя специфика. В 2018 году мы заплатили больше 15 миллионов долларов убытков по российским клиентам, однако требования были поданы не только в России, а по всему миру – и в США, и на Кипре, и в Великобритании. Мы увидели огромный рост требований по субсидиарной ответственности, которая представляет собой сейчас большой риск. Стало очень много требований по финансовым институтам, включая требования по субсидиарной ответственности, – это и отзывы лицензий, и банкротства, и акционерные споры. Это особый риск, потому что там есть еще и регуляторный надзор, и АСВ.

Вторая тенденция – сокращение покрытия. Особое внимание к объему покрытия стало уделяться после ряда техногенных катастроф. Например, был инцидент с хранилищем отходов добывающего производства (хвостохранилищем) в Бразилии, при котором погибло более 250 человек. И теперь международные страховщики либо исключают хвостохранилища, либо тщательнее анализируют качество риска. Другой пример: если мы видим признаки финансовой нестабильности компании, мы стараемся исключить из покрытия требования, связанные с банкротством.

В общем то, что мы видим и у нас, и у наших коллег – международных страховщиков – это особое внимание к емкости, широте покрытия и, естественно, наблюдаем рост ставок.

По каким категориям клиентов тарифы растут быстрее всего?

В первую очередь, для российских клиентов, которые размещаются на западных площадках, потому что там риск гораздо больше. И клиенты соглашаются с этим и продляют договоры. Но есть и сугубо российские клиенты. Многие из них, когда видят увеличение ставок, говорят, что им больше этот вид не нужен.

Как меняется судебная и исковая практика в отношении руководителей компаний в нашей стране? Влечет ли за собой рост исковых требований соответствующий рост спроса на страхование D&O?

По логике, мы должны были бы наблюдать такой рост, но спрос растет специфический. Часто мы видим, что нашими клиентами пытаются стать те, у кого уже есть проблемы, и мы уже не можем им ничем помочь.

Количество исков действительно растет, и растет успешность для истцов. В первой половине 2019 года судами было удовлетворено 54% исков к директорам, что больше аналогичного периода 2018 года, когда было удовлетворено 49% исков.

Что меняется в части субсидиарной ответственности, в практике требований по истечению сроков контракта и пр.? Известно, что АСВ и временные администрации теперь активно накладывают взыскания на руководителей и акционеров финансовых институтов…

Сейчас стали очень часто привлекать к субсидиарной ответственности, поскольку теперь это намного проще и понятнее. Это привело к тому, что мы очень сильно ограничили свои риск-аппетиты по финансовым институтам. Мы смотрим и отсеиваем большое количество банков, которые обращаются к нам за покрытием по D&O, потому что считаем, что с большой вероятностью они не долгожители, что существенно повышает риск субсидиарной ответственности.

Есть риски, в которых напрямую или через перестрахование участвует почти весь рынок, потому что там большие страховые суммы – до 100 миллионов долларов. Но даже по таким договорам мы иногда видим размеры исков значительно превышающие страховую сумму. Это крупные выплаты, частоту которых мы стремимся минимизировать. Кроме того, D&O все-таки не нацелено на покрытие уголовных деяний, но часто, пока нет решения суда, мы должны нести все расходы на защиту, а они могут быть многомиллионными. Знаем, что некоторые наши собратья по цеху в принципе отказались от страхования финансовых институтов по D&O в силу высокой рискованности.

Приведите примеры крупнейших выплат по российским клиентам по D&O.

Самый крупный убыток российского клиента был в Англии – мы выплатили полный лимит по полису 10 миллионов долларов. Второй по размеру – в Соединённых Штатах, 7 миллионов долларов по иску, вместе с расходами – 9 миллионов. Был убыток непосредственно в России – около 2,5 миллионов (это расходы только на юристов). Сейчас есть несколько дел, по которым идут расходы, они еще не закрыты и не понятна перспектива. Например, дело с суммой около 1,5 миллиона долларов в США с российской высокотехнологичной компанией. Есть ряд других заявленных требований, в одном из них потенциальный убыток может составить всю нашу линию – 22 миллиона долларов. Все перечисленные случаи заявлены в 2018 году, но по обстоятельствам, произошедшим в предшествующие годы.

В первый год убытка по D&O вообще сложно оценить всю сумму выплаты, все зависит от того, как пойдет судебное дело. Часто страховщик ставит в резерв условно полный лимит или вообще не имеет оценки. И только по мере того, как юристы обрисовывают перспективу, туман рассеивается.

Каковы были причины возникновения для наиболее крупных убытков в последнее время?

Крупнейший убыток был связан с требованиями по неправильному раскрытию информации при организации тендера на продажу активов. Истец пытался доказать, что организатор продажи актива заведомо знал, что собственник актива владеет им незаконно. И мы потратили полный лимит 10 миллионов долларов только на судебные расходы, дело было в Великобритании. Но ответчик выиграл дело, и 6,5 миллионов из 10 мы вернули.

Другой случай – директор российской компании, имеющий американское гражданство, кредиторы – американцы, компания была близка к банкротству. К нему подали иск на территории Штатов на предмет того, что он, когда компания находилась в предбанкротном состоянии, с одной стороны, не подал на банкротство, с другой, неправильно раскрывал данные – только части кредиторов, давая им как бы преференциальные условия при выплате долгов. Там было достигнуто мировое соглашение. Тоже была произведена многомиллионная выплата.

Как долго по срокам урегулируются такие убытки?

Процесс урегулирования в D&O – один из самых долгих в страховании. Среднестатистический срок по значимому убытку – 2,5-3 года, но, когда случай сложный, может быть и 5 лет. Недавно закончившееся дело в Великобритании, о котором я сказал выше, датировалось 2016 годом, а само неверное действие было в начале 2000-х. Реальные расходы мы начали нести только в 2018 году, а возвращали деньги в 2019 и 2020.

А на какой срок тогда делается резервирование и как оно отображается в отчетности?

Мы делаем резервирование на очень большие сроки, особенно по внутрикорпоративной отчетности. Мы считаем резервы по российскому законодательству и по внутренним стандартам компании для отчетности в США. РПНУ и стабрезерв по внутрикорпоративной отчетности по этому виду у нас формируются очень долгосрочно, тянутся по 15-20 лет. В ЦБ мы такие длинные резервы не подаем, тут пока нет у нас таких методик. В итоге мы живем немного в двух параллельных реальностях отчетности.

Чем отличается опыт компании по убыткам в мире и в России?

По нашему опыту, в России средний убыток уже составляет миллионы долларов. Хотя групповые классовые иски у нас разрешили совсем недавно и этот тренд нам еще только предстоит ощутить. Наиболее квалифицированные юристы, сродни «автоюристам», ищут новые рынки и новые возможности. Вот для них вариант – иски против директоров, против компаний, последствия неправильного размещения акций и облигаций, от чего, кстати, сильно сейчас страдают США и Австралия. В Австралии иски подаются в 2 из 3 случаев эмиссии ценных бумаг. Вследствие этого мы практически отказались от POSI – страхования проспектов эмиссий при публичном размещении ценных бумаг в этих странах. В Западной Европе таких исков не так много, но и там они все-таки есть.

Думаю, и русские «автоюристы» это со временем распробуют и придут в этот сегмент, просто пока еще квалификация и аппетиты наших юристов туда не дошли. Да и суды пока недостаточно квалифицированы для принятия подобных решений. Но это вопрос не более, чем десятилетия.

Как меняется конкурентная обстановка на рынке D&O?

Конкурентная обстановка обострилась. Если раньше, на мягком рынке, мы могли себе позволить за некоторых клиентов биться до последнего, то сейчас иногда предпочитаем отойти в сторону, если видим какую-то уже иррациональную конкуренцию.

Среди российских страховщиков конкуренция заметна в основном в сегменте малого и среднего бизнеса, а с размещением больших лимитов без западных рынков никак не обойтись. Некоторые российские страховщики ранее оперировали облигаторными договорами перестрахования, в которых было включено и страхование D&O, и многое оставляли, условно, на собственное удержание. Но мы видим это все реже в связи с тем, что растет убыточность, растет сложность запросов, и не у всех есть возможность качественно это проандеррировать, чтобы с достаточной степенью уверенности оставить это на собственном удержании, либо положить в облигатор. Облигаторы сейчас стали носить согласовательный характер, а это тот же андеррайтинг, только на стороне облигаторного перестраховщика.

Что касается конкуренции между иностранными страховщиками и перестраховщиками, то она как была, так и остается. Другое дело, что и ставки растут у всех, и емкости снижаются почти у всех. При этом многие иностранные страховщики отказываются от целых индустрий, если им риск кажется неприемлемым.

Насколько активно вы принимаете риски в перестрахование и у кого, если говорить о России? Еще недавно этот вид был в нашей стране в предложении только у единичных компаний, преимущественно у дочерних страховщиков западных групп, а теперь даже небольшие компании заявляют о готовности страховать этот вид.

Мы в большей степени именно перестраховщик. Новых существенных игроков в этом сегменте пока не появляется. Сейчас мы видим запросы на перестрахование в основном от топ-10 российского рынка. Запросы в основном приходят через брокеров. Но часто бывает, что с одним и тем же риском клиент приходит к нам напрямую, плюс еще 4-5 российских компаний обращаются с этим же риском с запросом на перестрахование и еще его могут нам предложить 3-4 брокера – просто потому что клиент ищет, где дешевле.

Растет интерес к страхованию D&O на рынках СНГ, в первую очередь, в Казахстане и Азербайджане. Активизировались запросы из Восточной Европы – там тоже растут ставки, и клиенты начинают искать, где можно приобрести то же самое качество страхования дешевле.

Сколько, в общей сложности, сейчас игроков в России пишут страхование D&O?

Во-первых, это иностранцы – мы, Allianz, Zurich, Chubb. Во-вторых, это российские компании – «Ингосстрах», «Согаз», «Альфастрахование», в последнее время «Сбербанк Страхование» и в меньшей степени «Согласие», «Росгосстрах» и «ВСК». В общем, значимых игроков не так много. Возможно, залицензированные правила и единичные полисы имеет гораздо большее число компаний, но экспертизу и опыт урегулировании имеют, наверное, не более чем 10 страховщиков.

Реально держат на себе риск 4 международных игрока, а российские, за исключением одного-двух, как правило, на себе держат немного и используют факультативное перестрахование.

Какова динамика сборов по этому виду? Уходят ли клиенты из-за подорожания полиса?

Сборы остаются приблизительно на одном уровне: часть клиентов отваливается из-за подорожания, но это компенсируется ростом ставок. Повышение ставок доходит до 40-50%, при этом нет общего роста премий на 40 %, потому что часть клиентов уходят или пересматривают покрытие и лимиты.

А могут ли в страховании D&O применяться франшизы?

Франшизы есть, но они никогда не применяется непосредственно к директору. Она применима к компании, когда она ведет защиту директора и несет расходы, которые впоследствии мы возмещаем. В целом ценой страхования D&O можно управлять не только путем установления франшизы или увеличения её размера, но также через лимиты расходов на сопровождающие услуги, всевозможные расширения, исключение требований, связанных с банкротством. Часть компаний мы бы просто не застраховали, если бы не убрали из покрытия требования, связанные с банкротством.

Еще одна возможность – управление ретроактивной датой (покрытие требований, которые пришли сейчас по деяниям, случившимся ранее): чем больший период покрывается страхованием D&O по ретроактивной дате, тем больше оно стоит. Самый дешевый вариант – отсечка с момента заключения договора, а все предыдущие действия не покрываются.

Расскажите о работе компании в России по данному виду, выполняются ли планы?

План выполняется. Ситуация сложная, потому что нам надо создать и поддерживать сбалансированный портфель с контролируемым уровнем риска и при этом еще выполнять план по сборам. С учетом того, что мы сказали прежде – роста ставок по некоторым клиентам и отказов от страхования – у нас есть небольшой прирост. 2020 год складывается более удачно с точки зрения сборов премий. А емкость, выданная клиентам, то есть общая страховая сумма по D&O, существенно снижается год от года, общее снижение за прошлый год составило примерно 45%.

Как меняется круг клиентов, покупающих D&O в нашей стране или по крайней мере рассматривающих такую возможность? Меняется ли профиль клиента и если да, с чем связаны изменения?

Профиль клиента у нас все тот же, есть несколько основных категории клиентов. Первая – это компании, у которых в составе совета директоров есть иностранцы, и чаще всего эти компании имеют листинг. В последнее время их число не растет.

Другая категория – это компании, у кого в капитале есть private equity фонды, другие фонды или частные иностранные инвесторы. Как правило, private equity фонды очень настойчивы и агрессивны в отстаивании своих интересов. Это повлекло очень много требований к директорам, причем там не всегда были полисы.

Но самая обширная категория – это крупные и крупнейшие российские компании, плюс не очень большой сегмент среднего бизнеса, у которых тоже есть листинг, как правило, российский. Малый бизнес если и интересуется D&O, то редко, и это достаточно сложные и неоднозначные запросы.

Есть еще одна категория клиентов – это компании, которые устанавливают продвинутые практики корпоративного управления и где есть независимые директоры. Мы давно сотрудничаем с Ассоциацией независимых директоров (АНД), самой продвинутой организацией в области корпоративного управления в России. Независимые директоры чуть более ярко чувствуют свою ответственность и они зачастую являются апологетами D&O в своих компаниях.

Сейчас модно говорить о сервисной составляющей всех продуктов, есть ли она в D&O?

Кроме юридического сервиса, пожалуй, нет. Однако в ситуации, когда требование еще не предъявлено, но регулятор начал расследование, директора могут сопровождать грамотные юристы, которые научат его правильно отвечать на все вопросы. Расходы в связи с расследованием (без требования) – это тоже покрываемый элемент.

Какие клиентские сегменты наиболее рискованные по D&O?

Вообще глобально есть три особо рискованных отрасли: номер один – это все что связано с медицинскими технологиями и здравоохранением, номер два – технологические сервисы и электроника и номер три – финансовый сектор. А дальше уже идут автомобильная сфера, авиа и горнодобывающий сектор.

Есть ли в D&O элементы недобросовестного поведения клиентов, мошенничества, злоупотребления правом со стороны клиентов?

Мошенничества практически нет. Мы видели одну попытку, но сочли ее непониманием покрытия. У компании возникла большая дебиторская задолженность, которую они не могли взыскать и решили, при работающем директоре, взыскать ее с нас, при том что мы никакой коммерческий кредит не страховали. Аналогичные попытки, наверное, бывали у всех страховщиков с более-менее значимым портфелем. Понятно, что мы достаточно быстро отказали.

Как связано страхование D&O с действием киберугроз и IT-рисков (не только в контексте киберстрахования)?

В глобальной практике были отдельные кейсы – требования к директорам в связи с киберинцидентами. Компания была подвержена атаке, потеряла из-за этого деньги, выяснилось, что ее киберзащита была организована на ненадлежащем уровне. Соответственно, были выставлены требования и по полису cyber, и по D&O. И таких случаев будет все больше.

Но в целом, D&O и страхование киберрисков – это совершенно разные продукты и практически не пересекающиеся покрытия. Больше пересечений у киберстрахования с другими видами – страхованием имущества или ответственности. Глобальная AIG сейчас предпринимает усилия, чтобы везде, во всех страховых продуктах кибер-риски были бы четко исключены и чтобы они страховались по соответствующим отдельным правилам.

Были ли в Вашей компании убытки по страхованию киберрисков?

Несколько убытков уже было, пока небольшие, в отличие от AIG за рубежом. В 2018 году глобально в мире за минусом США по подразделению страхования финансовых рисков (включая и D&O, и cyber, и все другие продукты) было урегулировано 29 тысяч убытков (новых требований) на общую сумму чуть больше миллиарда долларов. За 2019 год результаты похожие.

Как, по Вашим прогнозам, будет дальше развиваться D&O в мире и в России? Есть ли опасность демпинга, невыполнения обязательств страховщиками, роста мошенничества клиентов и юристов?

Нас ждет дальнейшее повышение цен и, почти наверняка, общее снижение емкостей глобального рынка. Но это не следует воспринимать пессимистично. Ведь если смотреть движение цен на D&O с 2000 года, первоначально уровень ставок был сильно завышен, потом началось падение и ставка достигла какого-то нижнего уровня, а теперь она пошла вверх, но все равно есть еще огромный запас до прежних значений. В 2005 году средний тариф на D&O составлял 2,5%, а сейчас, даже с учетом повышения – чуть меньше 1%. Где-то на 20-30% в год ставки будут расти на жестком рынке, а после этого опять начнется мягкий рынок.

А традиционные лидеры перестрахования из континентальной Европы на этом рынке активны?

Скорее нет. Пожалуй, только Hannover Re активно пишет D&O и прямо конкурирует с нами. Когда речь идет о том, что емкости представленных в России игроков уже задействованы и исчерпаны, то в дело вступают такие глобальные компании, как Axis, CNA, HDI, Munich Re, Hannover Re, Swiss Re, Berkshire, QBE, Lloyd’s.

Некоторые синдикаты Lloyd’s в прошлом году перестали писать российское D&O и вообще потихоньку сворачивают свое перестрахование тех юрисдикций, которые они не очень хорошо понимают.

Судя по именам компаний, в основном этим все же занимаются не континентальные, а англо-саксонские рынки?

Нет, значимые объемы есть и в континентальной Европе, но диктуют моду и собирают больше премий Великобритания и США. Это в том числе из-за того, что Лондон – самая значимая перестраховочная площадка в мире, подписываемый там бизнес может касаться и континентальной Европы, а финансовый результат идет в Лондон.

Структура компаний, профиль клиентов, которые приобретают страхование D&O в США, Великобритании, Европе, Австралии – везде разный, и от российского отличается очень сильно. Основа портфеля в России – это крупные и крупнейшие компании, а там D&O покупают все, начиная от магазина детских игрушек и заканчивая крупнейшими компаниями с листингом на бирже. Там просто другая культура страхования, другой к нему подход.

Каковы планы Вашей компании по развитию страхования D&O в России?

Мы сейчас будем переписывать правила по D&O с учетом накопившейся в России судебной практики. Хотим их несколько локализовать, потому что прежде мы были слишком привязаны к Лондонскому рынку. У чисто российских клиентов зачастую мы сталкиваемся с тем, что юрист начинает вычитывать правила и задавать детальные вопросы, сам не понимая смысла продукта. Может быть, наша попытка локализовать этот продукт поможет больше продвинуть его для российского менталитета и понимания.

Дальнейшее продвижение продукта D&O будет точечным. Основным дистрибуционным каналом для нас все равно остаются брокеры. И хотя большую часть рынка держат топ-3 иностранных брокера, российские тоже участвуют. В частности, активно вышли на этот рынок российские «СиЛайн» и GrECo. Видим интерес к D&O и от небольших локальных брокеров, но он скорее носит разовый характер, и они приносят немного, 1-2 полиса в год.

Мы будем стараться так же, как и до этого, повышать цены, пока рынок жесткий, и делать продукт для нас долгосрочно прибыльным. При этом мы намерены продолжать наши инициативы с АНД - повышение качества корпоративного управления, с одной стороны, снижает риски по D&O, а с другой, популяризирует D&O, увеличивая спрос.