Интервью

Российское перестрахование – способы выживания и направления развития Савельев Алексей Валерьевич Директор департамента перестрахования ОСАО «Ингосстрах»

Какие угрозы несет в себе зависимость российского рынка от международных перестраховщиков? Какие шаги мегарегулятора необходимы для обеспечения стабильности и развития в сфере перестрахования? Как крупнейшие убытки последнего времени отразятся на развитии рынка? На эти и другие вопросы портала «Страхование сегодня» отвечает Директор департамента перестрахования ОСАО «Ингосстрах» А.В.Савельев.

Мария Жилкина,
Медиа-Информационная Группа «Страхование сегодня» (МИГ)

Алексей Валерьевич, как Вы можете прокомментировать современную ситуацию на российском перестраховочном рынке? Как разворачивается конкуренция между универсальными страховщиками и специализированными перестраховщиками, между российскими и иностранными игроками? Какие проблемы сейчас наиболее актуальны?

К сожалению, развернутая статистика и аналитика по рынку перестрахования не публикуется органами надзора. Отсутствие детальной официальной информации – это проблема. В таблице сборов компаний по входящему перестрахованию отсутствует даже разбивка на облигаторное и факультативное, не говоря уже о большей детализации.

Факт остается фактом: доля зарубежных перестраховщиков на нашем рынке превалирует. Это и хорошо, и плохо. Западный рынок предоставляет значительно большие емкости, чем российский и лучшее security (безопасность размещения). Это заставляет российские компании обращаться к иностранным перестраховщикам – мы знаем, что они надежны и заплатят нам возмещение в случае крупного убытка. Российские перестраховщики проигрывают иностранным по емкости, они малокапитализированы, сильно зависят от внутренней ситуации в стране и ограничены страновым рейтингом.

Я не вижу каких-то особых противоречий между крупными универсальными страховыми компаниями и меньшими по емкости специализированными перестраховщиками. Если универсальный страховщик крупнее – он может принимать на себя большую долю риска, он надежнее в силу более высокой финансовой устойчивости, значительных объемов и диверсификации бизнеса. Мелкие специализированные перестраховочные компании занимают свою нишу, работают, как правило, с мелкими и средними страховщиками. Да и крупные компании тоже не отказываются размещать в них какие-то тяжелые риски, которые нецелесообразно или невозможно перестраховывать на Западе. По разным причинам: и нашим компаниям может быть слишком дорого их туда отдавать, и западные компании могут не хотеть их брать из-за характера риска. Первое, что вспоминается в этой связи – титульное страхование, которое долгое время на Западе вообще не принимали, наших зарубежных коллег смущала непрозрачность российского законодательства в этой сфере. Еще 2-3 года назад разместить титул можно было только среди российских компаний, однако сейчас и западный рынок потихоньку открывается в отношении этого вида страхования.

Ужесточаются ли требования, предъявляемые российскими компаниями к своим партнерам по перестрахованию?

Серьезное ужесточение политики в области перестрахования началось в 2008 году в связи с финансово-экономическим кризисом. Тогда многие российские компании ввели жесткие лимиты, ограничивающие размещение на российском рынке, а также резко ограничили круг своих перестраховщиков.

Кроме того на ситуацию в российском перестраховании повлиял нецивилизованный уход с рынка ряда страховых компаний, у них оставались долги по перестрахованию. К примеру, компания «Россия». Не могу сказать за весь рынок, но по 2-3 делам у них остались задолженность перед «Ингосстрахом». Есть сведения от профессиональных перестраховочных компаний, что перед ними у «России» остались долги и по исходящей премии, и по доле убытков. Даже когда компания испытывала серьезные трудности, у нее продолжались операции по приему бизнеса внутри страны. Конечно, суммы понесенного ущерба – не критические, никто не отдавал туда серьезных рисков, но сам факт имеет место.

Или другой пример: брокеры из Индии до сих пор нас при каждой встрече спрашивают, как найти компанию ВСПК и кому на них можно пожаловаться? Жаловаться можно кому угодно, но найти их уже нельзя.

Что, на Ваш взгляд, главное в развитии перестраховочного бизнеса?

В том, как развивать перестраховочную компанию, есть главная отправная точка: что первично – капитал или привлекаемый бизнес? Я считаю, что капитал. В перестраховании размер имеет значение, емкость определяет прибыльность. Если акционеры перестраховочной компании смогут находить и вливать деньги, тем самым давая компании возможность расти, принимать на себя больше рисков, становиться более финансово устойчивой – она будет развиваться. Капитал заставляет себя отрабатывать, то есть принимать на себя больший объем рисков. Правда, у нынешних акционеров российских перестраховщиков не заметно желания рисковать заработанными деньгами, вкладывая их в эту структуру.

Ну при нынешней отдаче на капитал в российском перестраховании, этим деньгам, вероятно, можно найти лучшее применение?

Да. Есть другие, более гарантированные источники дохода, более рентабельные виды бизнеса. А ведь страховая и тем более перестраховочная компания – это тот бизнес, который, как правило, переходит к конечному инвестору. Исключения есть – какие-то промежуточные перепродажи спекулятивным инвесторам, но по большому счету, этот бизнес интереснее самим страховщикам, укрупняющим свои группы. И создается он на века. Однако за 20 прошедших лет мы не видели ни одного слияния российских перестраховочных компаний, и у их владельцев желания всерьез расширять свой бизнес – нет.

А у менеджеров перестраховочных организаций есть желание повышать рентабельность и инвестиционную привлекательность этого бизнеса? Ведь тот же не исчезающий из отрасли демпинг говорит о том, что они, скорее, делают все для ее ухудшения…

Любой менеджер заботится об эффективности своего бизнеса, он не может постоянно продуцировать убытки для своего акционера. Другой вопрос, позволяет ли ему профессионализм быть достаточно эффективным? На российском рынке я вижу, что кому-то позволяет, а кому-то – нет. Дифференциация перестраховщиков по профессионализму не менее серьезная, чем по капиталу, у нас слишком мало компаний, которые серьезно работают в перестраховочном бизнесе. Понятно, что в страховом бизнесе бывают неблагоприятные и успешные годы, но постоянный отрицательный финансовый результат говорит о плохом менеджменте.

Внешняя среда, конъюнктура мирового перестраховочного рынка сейчас, на Ваш взгляд, благоприятная?

Да. Внешний рынок очень мягкий. Емкости международного рынка растут, там нет недостатка в капитале, он работает очень прибыльно. Отчеты мировых гигантов показывают, что они бьют все свои прогнозы по прибыли, однако такой результат достигается за счет диверсификации бизнеса по всему миру. Самый жесткий период был после событий 11 сентября 2001 года, но к настоящему времени ситуация принципиально поменялась. Собственно, российские компании сейчас и пользуются успешно этой мягкой фазой рынка, размещая риски по хорошим ставкам.

Как долго может продлиться эта мягкая фаза?

Этого не знает никто. Теоретически – до момента достаточно крупных убытков. Какие-то локальные убытки были и в последние годы, но их смогли безболезненно урегулировать, поскольку к тому времени инвесторы и капитал в перестраховочную отрасль привлекались очень активно. Ставки даже падают.

К тому же надо понимать, что в мягкой фазе находится не весь рынок полностью, а определенная его часть – рынок некатастрофических рисков, именно такие и размещает Россия. Большие договоры перестрахования катастрофических рисков – отнюдь не дешевые.

Зацепил ли убыток в ДВФО перестраховочный рынок?

Да, но очень незначительно, буквально пара заявленных убытков. С точки зрения экономического ущерба это были колоссальные убытки, а с точки зрения страховых выплат они были мизерными. Немалая часть ущерба была связана с сельским хозяйством, которое не было застраховано.

Как прошла ежегодная пролонгационная кампания по приобретению защиты портфеля по «Ингосстраху» и по рынку, в целом?

Пролонгация прошла в 4 квартале и с 1 января 2014 мы возобновили защиту по всем линиям бизнеса без существенных изменений. В некоторых линиях мы увеличили собственную емкость (например, по морскому каско с 75 до 100 миллионов долларов, по ответственности судовладельцев с 500 до 1 000 миллионов). Условия, на которых прошла пролонгация, в целом, мы оцениваем как хорошие. Да и по рынку, в целом, в области исходящего перестрахования никаких существенных изменений не происходит, благоприятная ситуация на внешнем рынке, где покупается существенная часть защит российских игроков, сохраняется.

Единственная объективная трудность – нам подняли цену и ужесточили некоторые параметры договора по договору, защищающему строительно-монтажные риски. Это была предсказуемая реакция на заявленный крупнейший убыток по Загорской ГАЭС. Там «Ингосстрах» был основной страховщик, сейчас зарезервировано свыше 9 миллиардов рублей.

В какой стадии признание этого убытка находится сейчас?

Мы ожидаем заключения лосс-аджастеров, они там работают практически в ежедневном режиме, ведут наблюдение за восстановительными работами. Заключение Ростехнадзора уже есть. Ситуация непростая, поскольку страховщиков три, а полисов более 30, и распределение сумм убытка между этими полисами и компаниями – работа нелегкая, требующая времени. Убыток технически тяжелый, во многом уникальный. Как долго продлится его оценка – мы не знаем, пока даже Русгидро окончательно не определилось с планами восстановления, а до этого невозможно посчитать реальные затраты. Надеемся, что до конца года они определятся.

Есть ли что-то общее по влиянию на рынок убытков на Саяно-Шушенской ГЭС и Загорской ГАЭС?

Их объединяет то, что это очень знаковые убытки. Могут ли они повторяться? Сейчас мы пожинаем последствия того, что в последние 20 лет слишком мало средств вкладывалось в модернизацию основных средств. Это задача государства. Нельзя бесконечно эксплуатировать основные фонды, построенные нашими отцами и дедами. Крупные катастрофы быть могут. Отсутствует производственный контроль, нарушена система безопасности. Пока все это не будет восстановлено или выстроено заново, такие события будут происходить. Пока люди думают только о деньгах, как заработать побольше прибыли, а не о том, что это может привести к крупным техногенным катастрофам, пока вопросы безопасности не на первом месте – они еще будут. С начала 2014 года в России произошло уже пять крупных убытков – в химии, нефтепереработке и др.

Эта ситуация не может измениться быстро, на модернизацию основных фондов и восстановление систем контроля и безопасности потребуются годы. Страховые компании могут быть здесь помощниками в части возмещения убытков. Но чтобы страховать эти объекты страховщики должны понимать, во что они входят, должны правильно тарифицировать, не демпинговать.

И что будет с ценами на нашем рынке, если убытки растут, но желание демпинговать сохраняется?

Надо сказать, что даже крупные единичные убытки затрагивают отдельные компании, а не весь рынок, поэтому демпинг остается. Слишком много крупных убытков у одного страховщика для него повлечет удорожание защиты, ужесточение условий и прочие проблемы. Но в остальном, как показывает практика развития рынка, несмотря на все убытки, все равно всегда находится из страховщиков кто-то, кто готов опередить всех в снижении цен. И этот кто-то – это все те же крупнейшие игроки, конкурирующие между собой.

Довольны ли Вы итогами 2013 года по входящему перестрахованию?

Нет. Результаты 2013 года, как для нас, так и для большинства наших российских коллег, были не лучшими. Год характеризовался большой частотой убытков, их было в разы больше их обычного числа. При этом случился еще и убыток на Загорской ГАЭС, очень крупный, который веером отразился на всем рынке. Полагаю, этот убыток может увести и крупных западных перестраховщиков в минус по работе с Россией в 2013 году.

Однако если по российскому входящему портфелю 2013 год для нас был отрицательным (были довольно крупные убытки по складским пожарам, торговым комплексам и др.), то по зарубежному бизнесу год был неплохим, невзирая на наводнение в Европе. При этом частота небольших убытков за рубежом тоже была беспрецедентно высокой (в 2-3 раза выше по сравнению с обычным годом). Тем не менее, зарубежная часть портфеля дала нам прибыль. Розничная часть входящего портфеля (мотор, страхование туристов и т.п.) тоже дала нам хороший результат, но доля его совсем невелика.

Какова доля зарубежного бизнеса в портфеле входящего перестрахования?

Доля премии из-за рубежа по облигаторному перестрахованию у нас уже достигла 75 %. Для нас здесь международный бизнес является определяющим.

То есть то, о чем говорится как о перспективе и цели, что российские компании должны стать «альтернативной емкостью» для Вас уже реальность?

Да, это реальность и уже довольно давно, такова история нашей компании.

Какие риски и из каких стран Вы принимаете?

Мы стараемся дифференцировать свой портфель, принимать риски из разных стран мира и брать программы, наименее подверженные катастрофическому риску, а также разнообразить видовую структуру (в последнее время все больше договоров по страхованию ответственности и гарантий, присутствует авиация, космос и др.) Для приема зарубежного бизнеса у нас действуют два базовых представительства – в Индии и Китае. Также мы активно работаем с нашими ближайшими соседями – странами СНГ, есть бизнес и в Европе, работаем на Ближнем Востоке, в Африке, в Центральной и Латинской Америке. Невзирая на то, что наш рейтинг не такой высокий, бренд компании и длительная история взаимоотношений позволяет нам сохранять место в одобренных листах размещения у многих крупнейших международных перестраховочных брокеров. Пожалуй, исключение сейчас составляют только рынки США, Канады и Японии – оттуда у нас бизнеса нет, так как либо мы не подходим по параметру рейтинга, либо те риски, что оттуда предлагаются, мы писать не хотим.

Какие специфические проблемы есть в работе со странами СНГ?

В известном смысле ближайшие страны СНГ для российских перестраховщиков отчасти закрываются, причем все не сводится только к проблеме рейтинга. Влияет и определенная монополизация – например, в Белоруссии действует обязательное перестрахование в государственной компании. Они считают, что национальный рынок надо развивать именно так. Внешней международной емкостью они тоже пользуются, передают туда крупные риски.

Мы бы хотели больше участвовать в приеме рисков и с российского рынка, но к сожалению, после 2008 года наши компании ужесточили свою политику в части размещения в России. Часть цедентов мы потеряли из-за того что рынок сжимается. Плюс влияет то, что «Ингосстрах» рассматривают как серьезного конкурента по прямому страхованию. Но взаимоотношения есть, и мы обмениваемся бизнесом, как правило, на взаимной основе.

Взаимность в перестраховании по-прежнему сильна?

Не могу сказать, что сильна, такой ярко выраженной взаимности, как была раньше, уже нет. Однако среди крупных компаний обмен определенными возможностями по участию в бизнесе – принят.

Как Вы оцениваете эффективность государственного регулирования перестраховочной деятельности и страхового надзора за перестраховщиками? Есть ли очевидные для Вас меры, которые следовало бы принять для повышения этой эффективности?

Мы неоднократно заявляли на различных конференциях, что за последние 20 лет рынок перестрахования со стороны государства никак не защищался. На рынке прямого страхования можно работать только с российской лицензией, при этом есть квота присутствия иностранного капитала. А перестраховывать может кто угодно. Перестраховочная деятельность нормально не регулировалась, мы фактически находились в состоянии свободной конкуренции с мировыми гигантами, такими как Hannover Re, SCOR, Swiss Re, Munich Re, Lloyd. И кто в такой борьбе победит? Априори понятно, что не мы, поскольку наших средств меньше, мы слишком в неравных условиях.

Сейчас вновь поднят вопрос о создании государственной перестраховочной компании, это нормальный метод государственного участия для нашего рынка?

А почему бы и нет? Но весь вопрос в том, как именно ее создать.

Я считаю, что говорить тут есть о чем, ведь государственные перестраховщики создавались далеко не только в Белоруссии, был проект и во Франции, в Бразилии, в Аргентине, в Индии. А вспомним мощнейшую China Re.

Подобные компании ценны не только как емкость, но и с точки зрения их способности влиять на ценовую ситуацию на внутреннем рынке. Обязательная передача рисков в государственную компанию означает, что она сможет устанавливать минимальную цену, по которой она готова принимать тот или иной риск. На примере Белоруссии мы это сейчас хорошо видим. Если прямой страховщик по каким-то причинам считает нужным застраховать клиента по более низкой ставке, значит, будет доплачивать из своего кармана. Это нормальный метод противодействия демпингу. В Индии также были установлены минимальные пределы, ниже которых цены опускать нельзя.

Сейчас к тому же возник и политический аспект. Я сейчас даже не говорю о том, что и без серьезных потрясений принимать международный бизнес в новой политической ситуации станет еще сложнее, рейтинг страны, а за ним и перестраховщиков может снизиться, а снижение рейтинга всегда крайне негативно воспринимается и отражается на бизнесе. Но если против России введут экономические санкции и западный рынок окажется вообще недоступен, что мы тогда будем делать без государственной перестраховочной компании? Иран в ситуации санкций столкнулся с тем, что западные перестраховщики расторгли все действовавшие договоры страхования и перестрахования.

Если ситуация санкций возникнет, мы будем думать, какие искать пути. Как показывает опять же опыт ситуации в Иране, санкции были наложены США и ЕС, а Индия и ряд других стран, которые не присоединились к санкциям, продолжали и принимать риски, и вести другой бизнес. Конечно, полностью закрыть все потребности Ирана они не могут, но тем не менее работа продолжалась.

Другой вопрос, что все крупнейшие игроки мирового перестрахования действительно находятся в Европе и Америке. По линии авиаответственности России нужна емкость 1-1,2 миллиарда ежегодно, кто без западного рынка сможет ее дать? Только государство. Когда после 11 сентября 2001 г. мы не могли разместить свои риски, оно такие гарантии предоставило.

То есть вслед за всей остальной российской экономикой даже такой свободный рыночный механизм, как перестрахование, будет сдвигаться в сторону огосударствления?

Нет, я этого не говорил. Но нам реально нужна воля государства по консолидации страхового рынка, 470 компаний, которые занимаются страхованием и перестрахованием, стране не нужно. Возможно, при этом мы потеряем наших цедентов, зато получим новых прямых клиентов, а главное, улучшится качество страхового и перестраховочного бизнеса как такового.

Мы очень давно выступаем на тему, что рынок остро нуждается в унификации правил страхования. У нас все играют на разных условиях. И пока у каждой компании собственные залицензированные правила, в России нет нормального института сострахования, а в Европе большие риски принято состраховывать. Унифицированные правила облегчили бы и перестрахование.

А система пулов (как, например, пул по ОПО) Вам кажется эффективной?

Да. Она позволяет адекватно перестраховать риск у национальных игроков, оставить премию в стране. Другой вопрос, что в пулы, по нынешнему законодательству, в принципе может войти кто угодно и впоследствии не отвечать по своим обязательствам. К сожалению, в пулах до сих пор присутствуют компании, не отвечающие нашим требованиям к финансовой устойчивости партнеров по перестрахованию. Сами мы бы сотрудничать с ними не стали, а в пуле приходится, потому что ФАС не разрешает ограничивать вхождение компаний в пул. Но в целом, пулы – это инструмент вполне возможный.

Более того, если мы хотим развивать перестрахование в масштабах ШОС и ЕврАзЭс, необходимо объединять перестраховочную емкость наших компаний. Здесь надо отбросить амбиции и кому-то довериться, выбрать андеррайтеров, которые могли бы подписывать риски от имени фактически такого перестраховочного пула.

Пока каждый из российских игроков слишком мелок, чтобы дать большую емкость, необходимо объединяться. Это будет в интересах всех участников. Меньше премии будет уходить на международный рынок. Многие компании, которые ограничены в работе на высоком уровне сами по себе, могли бы тогда выступать в этом пуле как консолидированный участник. Собственно, и проекту государственной перестраховочной компании это не мешает, в ней нет опасности, если она будет нормально создана, как большой, капитализированный рыночный игрок – это будет только помогать локальному рынку.

Кроме того, объединение могло бы активизировать работу в части лоббирования отмены ограничительных требований к рейтингу перестраховщиков в странах ЕврАзЭс. Но взамен к участникам пула должны будут предъявляться очень строгие финансовые критерии, кроме того должны быть предусмотрены определенные гарантийные механизмы исполнения обязательств.

По поводу стран БРИКС обсуждение тоже ведется, но там есть своя специфика, поскольку речь идет о странах разных весовых категорий, со специфическими рынками, с разными законодательствами.

Комитет ВСС по перестрахованию начал проработку данной тематики, ведутся контакты с зарубежными партнерами. Но основной пункт создания такого объединения понятен – там должны быть реально сильные игроки. Объединение 10 слабых не даст нам одного сильного. Если мы формируем объединенную емкость, мы должны быть уверены в качестве ее участников, потому что этот бизнес – на многие годы.