Виртуальная выставка – экспонаты

Случаев, когда страховые общества выступали одними из крупнейших застройщиков городов, в мировой практике не существует. Нигде страховщики не вкладывали огромные средства, отчуждая значительный процент своих резервов, в актив, слабая ликвидность которого, в случае наступления значительных убытков, могла помешать операционной деятельности. Нигде... кроме России. В мире нет другого такого города, как Москва, на облик которого именно страховые компании оказали столь значительное влияние. Скупая самые дорогие участки земли, снося двух-трёхэтажные старые домики купеческой Москвы, они возводили огромные доходные дома, своим размером, а порой и роскошью, поражавшие современников. Такое нехарактерное вложение средств страховщики объясняли снижением в конце XIX — начале XX веков доходности от операций с ценными бумагами. Однако более важным фактором представляется возможность заработать на строительной горячке того периода. И, пожалуй, самым ярким примером такой деятельности выступает лидер дореволюционного страхового рынка — общество «Россия». Мы уже писали о доходном доме страхового общества на Лубянской площади (статья «Дом Госстраха»), но герой сегодняшней публикации своими размерами совершенно выбивался из камерной застройки Москвы начала XX века, а его технические новшества вызывали неподдельный интерес в обществе и даже обеспокоенные обсуждения в самой городской Думе.

Дом, о котором пойдёт речь сегодня, по праву считается одним из красивейших зданий Москвы наших дней. Его архитектурный стиль весьма нехарактерен для Первопрестольной. Один из крупнейших архитекторов XX века, Шарль-Эдуард Жаннере, более известный под псевдонимом Ле-Корбюзье, после нескольких поездок в Москву в 1930-х годах в рамках конкурса сталинской реконструкции столицы предложил свой план перестройки города. Корбюзье, известный как пионер архитектурного модернизма и брутализма — прямых линий стекла и бетона — в своём плане предлагал снести всю историческую застройку Москвы помимо её культурного ядра — Кремля и... доходного дома страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре. Впечатляюще, не правда ли? Так что же произвело такое впечатление на одного из величайших архитекторов современности?

Дом страхового общества «Россия» расположен вдоль линии Сретенского бульвара, образованного на месте стен Белого города — средневекового оборонительного вала. Этот бульвар — самый короткий на одноименном кольце Москвы, и фасад доходного дома тянется практически во всю его длину. В 1898 году страховое общество выкупило огромный участок земли со всеми строениями среди которых был и чрезвычайно популярный у москвичей и гостей города народный театр «Скоморох». По описанию современников, театр был до того «народным», что администрации пришлось разместить таблички по стенам зала, на которых были написаны правила поведения во время спектакля. Несмотря на такую характеристику, в «Скоморохе» прошла премьера одной из пьес Льва Николаевича Толстого, на которой автор присутствовал лично. Театр, как и все близлежащие постройки, к чрезвычайному сожалению публики, был снесён, и к 1902 году по проекту архитекторов Николая Михайловича Проскурнина (1863-1942 гг.) и Александра фон Гогена (1856-1914 гг.) выстроено новое здание, состоящее из двух корпусов. Дом занял целый квартал и получил несколько адресов. Его фасад, оформленный в духе эклектики, оброс огромным количеством элементов, отсылающих зрителя к разным архитектурным стилям Западной Европы. Вычурные детали позднего барокко, неоренессанс и даже готические элементы — дом был оформлен в популярном в наших краях стиле «дорого-богато», что отражало как финансовые возможности страхового общества, так и уровень публики, для которой предназначались квартиры внаём. На фасаде поселились скульптуры различных животных: львы, орлы, крокодилы, змеи, летучие мыши, а также саламандра. В мифологии это существо не горело в пламени, но тушило его холодом своего тела, что для страховых обществ имело особый метафорический смысл. Среди элементов оформления присутствуют фигуры людей, символизирующие прогресс: мужчина с киркой и женщина, опирающаяся на шестерню механизма (последнее, скорее, как дурное предзнаменование тяжелого женского труда в грядущие десятилетия советской индустриализации). Оконные проёмы, карнизы, витые решётки балкончиков с вензелями «ОР» (общество «Россия»), — все элементы детально проработаны. Проходя вдоль фасада дома со стороны бульвара, обратите внимание на нумерацию квартир в одном из подъездов. Квартиры с номером 13 в этом доме нет, что типично для европейской традиции, но очень необычно для нашей страны. Возможно, создатели этого здания, в чём-то даже готического, разместив на фасадах летучих мышей и змей в качестве «дозорных», решили на всякий случай оградить его жителей и от этого несчастливого числа. Помогли ли все эти ухищрения обитателям дома, не известно, вот только судьба самих творцов была трагична. Николай Проскурнин погиб в 1942 год в блокадном Ленинграде. Александр фон Гоген покончил с собой в 1914 году, на 13-й год после окончания строительства доходного дома. Еще один архитектор, Оттон фон Дессин, по чертежам которого была создана кованая ограда дома, сгинул во время Первой Мировой войны: ни дата, ни место его смерти не известны.

В доме было 148 квартир площадью от 200 до 400 метров с полностью оборудованными кухнями, ванными комнатами и ватерклозетами. В некоторых квартирах имелись также камины, специально заказанные страховым обществом в лучших зарубежных мастерских. С технической точки зрения это было одно из самых совершенных зданий Москвы начала XX века. На то время паровое отопление в многоквартирных домах уже полностью вытеснило печное, для чего в подвале дома разместились восемь отопительных котлов. Именно эти отопительные котлы вызвали наибольшую обеспокоенность при обсуждении проекта в Московской городской Думе, да так, что архитектору Николаю Проскурнину пришлось давать расписку, что он примет на себя ответственность за возможные несчастные случаи. Была разработана система вентиляции, которая также очищала, увлажняла, а при необходимости и подогревала подаваемый в квартиры воздух. Можно сказать, что в доходном доме страхового общества был реализован прообраз системы центрального кондиционирования. Дом полностью обеспечивал себя электричеством за счёт собственной электростанции, а вода подавалась из артезианской скважины с глубины 50 метров! Были также установлены электрические лифты системы Отис. Принципиальное отличие конструкции системы Отис заключалось в том, что в случае обрыва каната, держащего лифт, срабатывали автоматические «ловители», удерживающие кабину от падения в шахту. Эта система вскоре стала стандартом для всех лифтовых брендов в мире. В подвале и на чердаке дома располагались прачечные. Был даже свой синематограф и атлетический зал.

После прихода к власти Большевистского правительства дом был национализирован, а роскошные квартиры с множеством комнат начали «уплотнять». Целью этих мероприятий было перераспределение фабричных рабочих и пролетариата с городских окраин в кварталы с более низкой плотностью населения. Согласно постановлению Моссовета от 12 июля 1918 года базовая норма заселения при уплотнении принималась из расчёта одной комнаты на одного человека. Этот стандарт использовался и в позднесоветское время уже при распределении квартир для «очередников». Весь трагизм этой ситуации блестяще описан в знаменитом романе Михаила Булгакова «Собачье сердце» и заключён в разговоре профессора Преображенского с новым домкомом Швондером: «- ...И где же я должен принимать пищу? — В спальне. — Очень возможно, что Айседора Дункан так и делает. Может быть, она в кабинете обедает, а в ванной режет кроликов. Может быть. Но я не Айседора Дункан. Я буду обедать в столовой, а оперировать в операционной.» Однако у некоторых крупных учёных и представителей интеллектуальной элиты были свои покровители среди высших партийных функционеров, что обеспечивало им защиту от практики уплотнения. Кстати, Михаилу Булгакову, уже в советское время, доводилось бывать в этом доме, работая в Лито — литературном отделе Главполитпросвета. О своём опыте взаимодействия с новой советской бюрократией он написал в повести «Записки на манжетах».

В раннесоветское время комнаты давали ударникам коммунистического труда, но постепенно элита начинает возвращаться в дом. Здесь поселяются ученые, военные, артисты. Здесь же разместилось Главное артиллерийское управление Красной Армии. В 1920 году Владимир Ленин вместе с писателем Максимом Горьким ознакомились с новым образцом артиллерийской техники, о чём на доме установлена памятная доска из цельного мрамора. Разумеется, гаубицы и мортиры в меблированные комнаты никто не притащил, а высоким гостям показали лишь модель нового прицела. В доме находился Наркомпрос — Народный комиссариат просвещения, по сути, министерство образования. Его главой был Анатолий Васильевич Луначарский (1875-1933 гг.) — советский революционер с блестящим образованием Цюрихского университета (Швейцария), а его заместителем — жена Владимира Ленина, Надежда Константиновна Крупская (1869-1939 гг.) Памятник Крупской установлен рядом с домом в начале бульвара, но Надежда Константиновна повернулась к нему спиной, в связи с чем в народе ходила шутка, что работой ведомства она была сильно недовольна, поэтому от него и отвернулась. В 60-е годы XX века чердачные помещения дома с разрешения Союза художников отдают под художественные мастерские. К середине 60-х годов в этом доме было около 50 мастерских, что сделало его одним из центров искусств всего Советского Союза. По описанию современников, ощущение свободы и творчества чувствовалось в этом месте сильнее всего, а прекрасные виды с крыши вдохновляли и радовали глаз.

В 90-е годы XX века дом стал чрезвычайно популярен у так называемых «новых русских». Вероятно, излишне богатый и вычурный декор сыграл с домом злую шутку. Квартиры начали массово скупать и делать в них перепланировки, зачастую варварскими способами, снося несущие стены и объединяя комнаты. Но дом пережил и это. Вот уже более ста лет, практически в неизменном виде, он является украшением города. Его башенки, как и прежде, напоминают внимательному зрителю башни Московского Кремля, а перед домом шумит зелень бульвара, по которому прогуливаются новые поколения москвичей.

А что же Ле Корбюзье? Могло ли описанное выше богатство оформления фасада и техническое совершенство здания произвести впечатление на упомянутого в начале статьи великого архитектора? Скорее всего нет. Апологет чистых линий и минимализма в архитектуре, автор «бетонных коробок» и проектов городов (анти)утопий, знаменитый архитектор скорее бы включил этот дом в свой план сноса. Предположим, что дело в другом. Дом страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре, будучи во многом автономным организмом, представлял из себя прообраз дома-коммуны — идеи, которую формулировал Ле Корбюзье в своих работах, и которая оказала огромное влияние на развитие всей современной архитектуры. Это здание оказалось передовым для своего времени не только в техническом аспекте, но и в смысле видения принципов устройства жилища будущего. Без сомнения можно утверждать, что дом страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре является значительным культурным наследием страховой индустрии царской России и предметом для гордости всех работающих в страховом бизнесе наших дней.