Виртуальная выставка – экспонаты

Эта история — тот редкий случай, когда её детали были рассказаны не только на страницах газет криминальной хроники, но и человеком, принимавшим непосредственное участие в раскрытии самого преступления. Аркадий Францевич Кошко (1867–1928) считается одним из самых выдающихся русских сыщиков. С конца XIX века до революции 1917 года Кошко занимался расследованием преступлений сначала в Риге, затем был переведён в Санкт-Петербург, а самый высокий пост в своей карьере получил в Москве, куда в 1908 году был назначен начальником Московской Сыскной полиции. Всего годом позднее одно жуткое и запутанное убийство, целью которого было страховое мошенничество на очень крупную сумму, стало настоящей проверкой профессиональных качеств сыщика. Впрочем, как и его отношения к людям.

Если бы не готовность Кошко, уже будучи без малого начальником Московской полиции, внимательно выслушать любого, пусть даже и не очень трезвого заявителя, эта криминальная история, наделавшая много шума в российской прессе, могла бы так и остаться нераскрытой. Вот что о своём отношении пишет сам Аркадий Францевич, в изданной им в 1926 году в эмиграции книге «Очерки уголовного мира царской России»: «Многолетний служебный опыт заставил меня выработать в себе привычку терпеливо выслушивать каждого, желающего беседовать лично с начальником сыскной полиции. Хотя эти беседы и отнимали у меня немало времени, хотя часто меня беспокоили по пустякам, но я не только выслушивал каждого, но и конспективно заносил на бумагу все, что казалось мне стоящим малейшего внимания».

В сентябре 1909 года в кабинет Кошко заявился нетрезвый молодой человек, о чём он тут же, с извинениями, уведомил главу московской полиции. Его рассказ был в высшей степени странен и походил то ли на бред сумасшедшего, то ли на случай хоть и крайне неприятный, но всё же не криминальный. Некоторое время назад, этот студент, пролистывая газеты в поисках работы, наткнулся на объявление о найме секретаря, за очень хорошее вознаграждение. Его принял господин вполне приличного вида и уже спустя какие-то десять минут предложил должность и оклад сто рублей в месяц. При этом студент отметил, что наниматель внимательно изучил его внешность. Позднее, отправившись вместе в баню, этот господин уже внимательно рассматривал его тело, а затем шёпотом произнёс «прекрасное, чистое тело, никаких родимых пятен и примет». Но и это не остановило молодого человека от дальнейшего с ним взаимодействия, причиной чему, очевидно, была высокая оплата секретарских обязанностей. Через несколько дней они отправились в Киев, поселившись в одном номере. В какой-то момент наниматель предложил своему секретарю примерить его прекрасно сшитый пиджак, который тому подошёл идеально, так что тут же и был подарен. Устав от дневной беготни, молодой человек прилёг отдохнуть, но в какой-то момент проснулся и, притворившись спящим, стал следить за этим странным господином. Осторожно двигаясь по комнате, мужчина подошёл к чемодану и вынул из него пару длинных ножей. Увидев это, студент вскочил, чем от неожиданности испугал маньяка. Он наспех натянул брюки, схватил тужурку и выбежал из гостиницы без багажа, отправившись сразу на вокзал, на поезд обратно в Москву.

Выслушав сбивчивый рассказ нетрезвого молодого человека, сыщик охарактеризовал его как вздор, спросив, какой же расчёт был в том, чтобы его убивать, если он подразумевает именно это. «Да чёрт знает!» — ответил молодой человек, — «Но он так глядел на меня, господин начальник, что мне всё казалось, что он хочет, чтобы я был он, а он — я». Эта сумасбродная фраза в будущем послужила одним из ключей к разгадке всей истории, равно как и пиджак идеального кроя. Ещё студент упомянул серебряную мыльницу — очевидно потому, что предмет имел для него ценность. Молодой человек не смог назвать адрес, по которому ходил наниматься в Москве, но перед самым уходом попросил у Кошко... три рубля в долг, которые были ему выданы. Студент обещал вернуться в ближайшие дни, чтобы на трезвую голову рассказать остальные детали и вернуть долг, но так и не объявился. Вспомнить о нём начальника полиции заставил случай, который произошёл пять дней спустя.

3 октября 1909 года в Санкт-Петербурге в четырёхкомнатной квартире по адресу Лештуков переулок 2 (сегодня это переулок Джамбула) было обнаружено тело молодого человека с отрезанной и обезображенной головой, которую сыщики нашли в кухонной печи. Опознать человека не было никакой возможности. Орудия убийства — мясницкий нож и лезгинский кинжал — были оставлены на месте преступления. Также в спальне был обнаружен мужской пиджак работы московского портного Жака и серебряная мыльница с вензелем «А». Во время телефонного разговора начальник Петербургской сыскной полиции, также небезызвестный Владимир Гаврилович Филиппов (1863–1923), попросил своего московского коллегу о содействии, в частности, направить к портному Жаку агента с образцом материи и рядом других сведений. Быстро выяснилось, что пиджак был сшит недавно некоему инженеру Андрею Гилевичу, за сумму в 95 рублей. Как об этом пишет Кошко, только услышав это имя, он тут же встрепенулся. Гилевич был ему знаком по недавнему мошенничеству с несуществующим предприятием, в которое инженер смог втянуть немало лиц и значительные капиталы. Гилевич, пишет Кошко, произвёл тогда на него самое отвратительное впечатление и рисовался в воображении типичной иллюстрацией теории итальянского психиатра Чезаре Ломброзо о прирождённом преступнике.

Связавшись с Санкт-Петербургом, Кошко сделал предположение, что дело пахло инсценировкой. У Гилевича на правой щеке было большое родимое пятно, поэтому факт обезображивания лишь усилил его подозрения — очевидно, преступник методично реализовывал свой план. Но зачем? Отложенная в специальный ящик записка с информацией от нетрезвого студента, который ещё и занял три рубля у начальника московского сыска, тут же всплыла в памяти Кошко. Его разыскали и доставили к сыщику, причём... снова в нетрезвом виде! Проспавшись несколько часов на диване в приёмной, в конце концов он смог вспомнить адрес в Москве, по которому ходил наниматься к неизвестному господину. Когда же Кошко начал расспрашивать его об оставленных во время бегства из Киева вещах, то оказалось, что обнаруженная серебряная мыльница с вензелем «А» и была среди вещей студента. Отправившись по адресу, Кошко быстро выяснил, что некий господин Павлов, который арендовал меблированные комнаты на короткое время и к которому по объявлениям ходило много молодёжи, есть никто иной как Гилевич. Казалось, что личность убийцы установлена и осталось лишь выяснить мотив преступления.

Вскоре из Санкт-Петербурга сообщили, что брат Андрея Гилевича, Константин, заявил о его пропаже. Когда же брат и мать прибыли на опознание, то оба подтвердили принадлежность тела Андрею Гилевичу. При этом, как пишет Кошко, мать безутешно рыдала над покойным и не сомневалась в его личности. Однако оба начальника сыска были уверены, что родственники лишь участвуют в инсценировке, и что им нужно установить реальную личность покойного. Для этой цели Кошко обратился ко всем ректорам московских высших учебных заведений, чтобы те выдали сведения о студентах, которые за последние недели брали долгосрочные отпуска, сообщив некоторые приметы убитого. Всего набралось тридцать фамилий, из которых особое внимание привлекли две. Некий студент Александр Прилуцкий, найдя заработок, выехал на два месяца в Санкт-Петербург, оставив в Москве за собой комнату. Прилуцкий был сиротой и имел лишь одного близкого человека в лице тётки, живущей в небольшом имении Смоленской губернии. По строению и расположению зубов на фото она усмотрела большое сходство с Прилуцким. Ещё тётушка известила следователей, что отец покойного, заботясь об образовании сына, положил на его имя 5000 франков в один из парижских банков, надеясь, что он сможет продолжить там обучение, со временем. Неужели 5000 франков в не близком Париже могли соблазнить Гилевича, до этого оперирующего немалыми средствами в своих аферах?

«Он хочет, чтобы я был он, а он — я!» — всё чаще и чаще вспоминалась начальнику московского сыска с ужасом произнесённая в тот сентябрьский день фраза пьяного студента, чудом сумевшего избежать кошмарной для себя участи. Сообщив полученные сведения и догадки своему санкт-петербургскому коллеге Филиппову, Кошко узнал от него интересные данные. А именно, оказалось, что жизнь Андрея Гилевича была застрахована на огромную сумму в 250 тысяч рублей в представительстве американского страхового общества «Нью-Йорк» (по приблизительной оценке эквивалент 150 млн. рублей в 2020 году). Более того, мать Гилевича уже предъявила полис для получения страховой выплаты. Принимая во внимание размер возмещения, возникают вопросы и к агенту страхового общества, насколько тот был или не был заинтересован в этой чудовищной афере. Однако о таких деталях история умалчивает. Конечно же, мать и брат Андрея Гилевича были арестованы, но Константин вскоре повесился в тюрьме. Осталось найти убийцу, однако поиски в России ничего не дали.

Через некоторое время, уже почти отчаявшись разыскать Гилевича и полагая, что тот скрылся за границей, сыщик Кошко получил из Смоленской губернии от тётки покойного студента Александра Прилуцкого письмо, в котором сообщалось, что та получила из Парижа письмо, в котором якобы Саша просил её выслать нужные документы для получения вклада из банка, на адрес Главного парижского почтамта Hôtel des Postes, до востребования. И хотя почерк письма был очень похож на почерк племянника, женщина, принимая во внимание все дошедшие до неё обстоятельства, всё же усомнилась в его подлинности. Для задержания в Париже Гилевича был отправлен чиновник особых поручений, что вряд ли было бы возможно, если бы не самые тесные связи России и Франции в начале XX века и Франко-русский военно-политический союз, заключённый в 1894 году, при самом деятельном участии президента республики Сади Карно и императора Александра III.

Вскоре Гилевич был задержан французской полицией при выходе из банка, где он, загримировавшись под убитого студента Прилуцкого, получил 5000 тысяч франков. Когда были сняты приклеенные борода и парик, смыт грим с лица, то сомнений в его личности уже не оставалось. Поначалу убийца пытался уверить французскую полицию, что бежал из России из-за политического преследования, но в конце концов признался во всём. В комиссариате он попросил разрешения умыться, так как остатки грима доставляли ему сильное неудобство. Захватив из собственных вещей полотенце и мыло, в сопровождении полицейского, он проследовал в уборную, где незаметно сунул в рот отколотый кусочек мыла и, набрав в руки воды, быстро запил его. Не успел полицейский его отдёрнуть, как Гилевич упал замертво. В мыле он хранил цианистый калий и использовал его в критическую для себя минуту. Мать Гилевича, благодаря стараниям опытного адвоката, была оправдана. Так закончилась одна из самых громких криминальных историй в России начала XX века.