Виртуальная выставка – экспонаты

События 1905–1907 гг. вошли в историю как Первая русская революция. Уже к концу первого года волнений абсолютная власть монарха, с его же соизволения, была ограничена конституцией. Манифест 17 октября 1905 даровал российским подданным право на неприкосновенность личности, свободу совести, слова, собраний и союзов. Однако дарованные права не только не успокоили народные массы, но будто бы ещё больше разозлили их. В октябре, ноябре и декабре 1905 года по всей стране прокатилась волна пожаров, причиной которых стали поджоги и погромы. Одним из ключевых эпизодов всей революции стало Декабрьское восстание 1905 года в Москве, произошедшее ровно 115 лет назад. Помимо огромных жертв (более 1000 человек только в Московской губернии), экономике Первопрестольной и других губерний был нанесён значительный ущерб. Сегодня мы расскажем о феномене погромных пожаров; об одном крупнейшем сахарозаводчике, чей убыток всего за один день был равен убытку от поджогов за всё время Декабрьских событий в Москве; об отношении к подобным рискам российских страховщиков... и, конечно же, приведём подробную статистику из самых первых источников.

Среди русских заимствований в европейских языках есть как те, что отражают русскую культурную идентичность (например, балалайка, тройка), связанные с достижениями в науке и промышленности (мусковит, спутник); так и слова, история происхождения которых уходит корнями в весьма тёмные страницы нашей истории (гулаг, чк). К числу последних относится и слово «погром», вошедшее в иностранных обиход после массовых насильственных акций в разных городах Российской империи на протяжении XIX—начала XX вв. по отношению к еврейскому населению империи. Революционный 1905 год, помимо прочего, ознаменовался серией погромов и такого явления, которое дореволюционная пресса охарактеризовала как погромные пожары, вкладывая в него не столько национальный, сколько классовый признак.

По данным издания тарифного отдела акционерных страховых обществ Российской империи «Акционерное страхование от огня в России 1827–1910 гг.» погромные пожары 1905 года охватили 69 городов, 10 местечек (тип населённого пункта на самых западных территориях Российской империи зачастую со значительной долей еврейского населения), 55 сельских пунктов и 444 помещичьи усадьбы, в которых пострадало около полутора тысяч страхователей, а ущерб составил более 16 млн. рублей (или около 18 млн. руб. по данным журнала «Страховое Обозрение»). По приблизительной оценке, эти цифры равны 9,6 и 10,8 млрд руб. в ценах сегодняшнего дня соответственно. Если же сопоставить эту сумму с некоторыми расходными статьями бюджета Российской империи за тот же год, то это, к примеру, бюджет всего министерства иностранных дел в трёхкратном размере. Далее в упомянутом выше издании приводится детальная статистика по каждому населённому пункту губернии и местности, включая дату пожара, число пострадавших страхователей и размер убытка. К примеру, по Санкт-Петербургской губернии в 1905 году погромные пожары зарегистрированы только в г. Кронштадте и только за период с 26 по 28 октября, в которых пострадали имущественные интересы 24 страхователей на сумму почти 70 тыс. руб. Для сравнения: декабрьские события в Москве и области с 10 по 18 декабря того же года привели к убытку в 1,5 млн. руб., самый крупный из которых на сумму 664 тыс. руб. пришёлся на 11 декабря и затронул интересы только двух страхователей (речь идёт, вероятно, о производственных объектах).

Подавляющее большинство погромленных местностей и пострадавших страхователей относятся на последние три месяца 1905 года. Хотя количественно пострадали более всего усадьбы помещиков, по абсолютным цифрам убытков преобладают городские пожары. Классовый характер погромных пожаров 1905 года хорошо виден на примере Саратовской губернии, где за период с октября по ноябрь практически все пожары произошли даже не в сёлах, а вокруг них, что означает поджоги помещичьих усадеб. Пострадало 278 страхователей, сумма ущерба составила более 2,5 млн. руб. (около 1,5 млрд. руб. в ценах сегодняшнего дня). Огромные убытки, на сотни тысяч рублей, зарегистрированы также в Бакинской, Бессарабской, Екатеринославской, Курляндской, Курской, Лифляндской Полтавской, Таврической, Тамбовской, Херсонской губерниях; Донской и Приморской областях.

В Черниговской губернии на хуторе Михайловский Глуховского уезда всего за один день в ночь с 22 на 23 февраля 1905 года произошёл убыток более чем на 1,5 млн. рублей. Речь идёт о поджоге одного из крупнейших в Российской империи сахарорафинадных заводов, который находился во владении, как сказали бы сегодня, олигарха Михаила Ивановича Терещенко (1886–1956). Личное состояние крупного сахарозаводчика, землевладельца и банкира оценивалось в 70 млн. рублей. После Февральской революции 1917 года Терещенко занимал высшие должности во Временном правительстве России: сначала министра финансов, а затем — министра иностранных дел (что не удивительно, поскольку Михаил Иванович свободно владел 13 (!) языками, был женат на француженке и имел многостороннее образование). После захвата власти большевиками, вместе с другими министрами Временного правительства Терещенко был арестован в Зимнем дворце, после чего находился в заключении в Петропавловской крепости. Уже в 1918 году его, однако, освободили, после чего Михаил Иванович прожил еще долгую и безбедную жизнь за границей, скончавшись в возрасте 70 лет в Монако. Терещенко — яркая личность среди промышленных и финансовых воротил Российской империи начала XX века, но вернёмся к самому происшествию.

Поджог рабочими сахарного завода был обусловлен тяжелыми условиями труда (продолжительность рабочего для составляла более 12 часов), крайне низким размером заработной платы (для мужчин — 5 руб./мес., для женщин — 3 руб./мес. при среднем заработке рабочих в Европейской России вместе с Варшавским фабричным округом 18 руб./мес.), а также отвратительными условиями жизни в бараках и сараях. В ночь на 23 февраля рабочие вместе с крестьянами разгромили и сожгли здание завода с прилегавшими к нему постройками. В огне погибла также готовая продукция в виде сахара-рафинада (на сумму около 550 тыс. руб.), но значительное его количество было украдено до пожара. Завод был застрахован во Втором Российском страховом обществе по риску от огня. Для выяснения размера произошедшего от пожара убытка в Михайловский хутор прибыл уполномоченный инспектор от правления страхового общества. Несмотря на произведённую оценку ущерба, страховщик отказал в выплате возмещения. Терещенко через своего поверенного обратился с иском в суд, но дело проиграл. При этом Санкт-Петербургский Окружной суд возложил на него уплату в пользу страховщика 6200 руб. судебных и за ведение дела издержек.

Связанные с революционными событиями в стране аграрные и погромные пожары резко обострили споры между заинтересованными сторонам, а именно: подлежат ли возмещению со стороны страховых компаний такие убытки или нет. Очевидно, что акционерные страховщики заняли позицию, согласно которой народные восстания являются форс-мажорными обстоятельствами, освобождающими их от ответственности. Более того, в полисных условиях дореволюционных акционерных страховых обществ имелось прямое на то указание. Некоторые страхователи, несмотря на пункт договора, всё же обращались с исковыми заявлениями (как упомянутый выше случай Терещенко), но таковые отклонялись судебными инстанциями или же разбирательства затягивались на долгие годы.

В совершенно иной ситуации оказались общества земского страхования. Дело в том, что в их полисных условиях не было пункта, освобождающего от обязанности возмещать убытки в случае народных волнений. В результате чего земства были вынуждены платить за подобные случаи, причём финансовые результаты для многих губерний, ожидаемо, оказались самыми плачевными. К примеру, в Курском земстве сбор премий в 1905 году составил 212 тыс. руб., размер убытков вследствие волнений достиг 503 тыс. руб., причём более половины этой суммы приходится на добровольное страхование по вознаграждению за сгоревшие усадьбы. Подобные и ещё худшие пожары имели место во многих других губерниях. Ситуацию для земского страхования ухудшило и то, что этим положением вещей решили воспользоваться многие помещики, своевременно защитив свои владения в обществах земского страхования. В связи со сложившейся ситуацией некоторые земства ходатайствовали перед правительством о дополнении Положения о взаимном страховании статьёй, по которой бы освобождались от обязанности «вознаграждать» за пожары, происходящие вследствие народных волнений, военных действий, землетрясений и взрыва пороховых погребов. Рассмотрение поправок состоялось в 1906 году и ходатайства земств были признаны «справедливыми и правильными».

Хотя этот вопрос может показаться лишь частной проблемой земских обществ взаимного страхования, на самом же деле речь идёт о вопросе крупной общественной значимости. В силу одной из статей действовавших на тот момент Правил взаимного страхования, в случае недостатка страхового капитала губернской управе следовало производить уплату пожарных убытков из общих земских сумм, при их недостатке — из продовольственных и иных капиталов земства, а затем разрешалось заимствовать из казны до 50 тыс. руб., ещё более — при соответствующем высоком дозволении. Таким образом система земского взаимного страхования в масштабах всей страны превращалась в бездонную дыру, через которую средства, принадлежащие всему населению губернии, использовались бы только в интересах погорельцев, в числе которых было немало вовремя подсуетившихся помещиков. Нетрудно себе представить, какой дополнительный эффект на и без того взбешённые народные массы, могло оказать подобное следование букве закона. Капитал по добровольному страхованию был бы поглощён очень быстро, затем земским страховым обществам пришлось бы раздавать пострадавшим помещикам капитал по обязательному (состоящему из взносов крестьян!) страхованию, после чего очередь неминуемо дошла бы до продовольственных и иных капиталов, если бы только не политическая воля на самом верху, способная остановить раскручивание этой спирали.

Погромные пожары 1905 года стали настоящим бедствием для экономики страны и благополучия людей, а также значительно ухудшили результаты обществ огневого страхования. Но как же, ведь акционерные страховщики в своих полисных условиях исключали риск народных волнений и, следовательно, имели полное право отказывать в выплатах, да и суд становился на их сторону? Дело в том, что по некоторым пожарам доказать их «погромное» происхождение было затруднительно; и что хуже того — некоторые владельцы, до ушей которых доходили определённые слухи и настроения местных рабочих и крестьян, загодя сжигали собственное имущество, обставляя это дело как несчастный случай. Некоторые же группы страхователей, например, землевладельцы Саратовской губернии, начали объединяться в особые союзы «монархистов-конституционалистов» («царистов») с тем, чтобы подавать коллективные судебные иски против страховых обществ. Вряд ли такие инициативы были сколь-либо плодотворны, но не вызывает сомнения, что за годы Первой русской революции репутации акционерных обществ по страхованию от огня был нанесён значительный ущерб.