Виртуальная выставка – экспонаты

Да-да, вовсе не зрелищ требовали миллионы заводских рабочих XIX века, в отличие от их далёких собратьев Древнего Рима, как о том гласит придание. Хлеба, потому что заработная плата на фабриках в лучшем случае лишь позволяла сводить концы с концами. Социальной защиты — потому что производственные травмы были повсеместны, и лишившийся кисти рабочий становился бесполезным для прекрасного нового мира фабричного производства, что означало тотальную нищету для него и его семьи или голодную смерть. Сегодня мы продолжаем начатый в прошлой публикации большой рассказ об истории развития социального страхования. Как уже было отмечено ранее, тема эта неразрывно связана и с самой историей человечества, в особенности с таким коротким, но очень насыщенным периодом, как Вторая промышленная революция (хронологические рамки 1870–1914 г.) В это же время в Европе и России огромную силу набрало рабочее движение с требованиями как политических прав, так и социальных гарантий.

Наёмный фабричный рабочий XIX века — это во многом такой же раб, как и фактические рабы на хлопковых плантациях юга США. Цель работы такого человека заключалась лишь в поддержании своего существования, ни о каком развитии человека или уверенности в будущем не могло быть и речи. Конечно, отраслевые общества и кассы взаимопомощи, организованные самими рабочими, несколько сглаживали последствия увольнений из-за участия в забастовках или по причине производственной травмы, но оказываемая помощь не была достаточной и не могла доходить до всех. Сложившаяся капиталистическая система, практически ничем не ограниченная в отношении использования трудовых ресурсов, эксплуатировала человека как взаимозаменяемый материал. Возможно, что для некоторых уважаемых читателей сказанное выше прозвучало словно эхо речовок партийных выступлений из нашего общего недалёкого прошлого, но необходимо признать, что коммунистические идеи развились на благодатной почве — миллионы и миллионы людей XIX века стали новыми рабами.

О масштабе человеческих страданий, вызванных производственными травмами, можно показать на примере следующих цифр. В 1902 году в Германии, когда уже вовсю функционировала государственная система социального обеспечения Бисмарка, на 17,5 млн застрахованных рабочих пришлось 117 тыс. несчастных случаев. У нас нет информации в отношении тяжести этих случаев, но очевидно, что мелкие порезы или ушибы никто не стал бы включать в такую статистику. То есть речь идёт об огромном числе людей со значительными производственными травмами или гибелью... и это лишь за один год! Здесь вспоминается наш давний рассказ о всемирно известном писателе Франце Кафке, который не был страховым агентом, как об этом часто ошибочно пишут, но занимался инспектированием фабрик на предмет безопасности производства. Кафка работал в страховом обществе с говорящим названием «Пражское агентство по страхованию рабочих от несчастных случаев в Богемии» — в регионе, с одной из самых высоких концентраций тяжёлой промышленности в мире. Так что за свою страховую карьеру Кафка повидал немало всего, что в том числе нашло отражение в его творчестве.

Мы можем также привести статистику по России, причём за сопоставимый период времени. В 1901 году в нашей стране на фабриках числилось около 1,7 млн рабочих. Это касается только тех фабрик, на которые распространялся надзор фабричной инспекции. Инспекция была учреждена в 1882 году, её первоначальной целью был контроль за условиями труда малолетних фабричных рабочих. Исключёнными из статистики инспекции оказались рабочие следующих категорий: заводы, фабрики или мануфактуры, принадлежащие казне или правительственным установлениям; кустарные промыслы и ремесленные заведения; частные горные заводы и рудники. Всего же по переписи 1897 года указали своим главным источником существования работу в промышленности 2,6 млн человек. Таким образом, пусть и не в 10, но это в любом случае в разы меньше количества фабричных рабочих Германии за сопоставимый отрезок времени. Что же до зарегистрированных несчастных случаев, то на 1,7 млн человек за 1901 год таких было... всего 4574, причём 365 рабочих погибли и 140 «совершенно искалечены». Если смотреть лишь на цифры статистики, то может показаться, что ситуация с фабричным травматизмом в России на рубеже XIX–XX века была в десятки раз лучше, чем в Германии. Но здравый смысл подсказывает, что это не так. Как говорится «неважно, как проголосовали, — важно, как посчитали» — эта фраза, приписываемая Сталину, на самом деле в различных вариациях встречается в американских публикациях ещё конца XIX века. Ни правительство, ни владельцы фабрик, не были заинтересованы в отражении реальных цифр производственного травматизма в стране. Но сколько бы ни расходилась статистика с реальностью, последняя всегда возьмёт верх — примером тому могут служить рабочие революции 1905-го и 1917-го годов.

Давайте представим себе обычную ситуацию, когда во время работы на фабрике рабочий получает значительную травму. Фабричное управление обычно отказывало в компенсации потерпевшему, поскольку понимала, что единственный для него выход — это судебный иск, что связано с огромными расходами, неподъёмными для обычного разнорабочего. Истцу необходимо было убедить суд, что несчастье стало прямым следствием ошибок организации работы на фабрике. Доказать подобное малограмотному человеку было нетривиальной задачей. С распространением в Европе в 70-х годах XIX века специального фабричного законодательства, предусматривавшего компенсации за производственные травмы, ситуация изменилась. Впервые оно было введено в Германии в 1871 году. Действие этого законодательства распространялось на железные дороги, фабрики, заводы. Сущность его сводилась к тому, что предприятие было обязано выплачивать материальную компенсацию каждому потерпевшему на производстве, если не будет доказано, что несчастный случай произошёл вследствие умысла самого пострадавшего или же от непреодолимой силы, такой как землетрясение, наводнение и т.п. Таким образом, обязанность доказательства собственной правоты в суде сместилась от работника к администрации предприятия, что ускорило ход судебных процессов и создало огромное пространство для мировых соглашений между работником и нанимателем. Одновременно с этим впервые в законодательную практику было введено понятие профессионального риска.

Несмотря на несомненные позитивные стороны, специальное фабричное законодательство имело и ряд недостатков. Прежде всего, право рабочего на вознаграждение на практике не всегда означало его получение. Причиной тому было как нежелание предприятия брать на себя дополнительные расходы, так и отсутствие на это средств. Хотя в нашем воображении иной собственник завода представляется в виде дородного мужчины в смокинге и цилиндре на какой-нибудь пирушке в среде себе подобных, далеко не все хозяева фабрик, как и сами эти предприятия, были действительно богаты. Из-за острой конкуренции фабрикантам было трудно, даже при желании, брать на себя дополнительные расходы. Допустим, речь идёт о 10 коп. дополнительных трат в день на каждого рабочего на фабрике с численностью персонала 3000 человек. Деньги небольшие даже по дореволюционным меркам. Однако завод работает 280 дней в году, и в таком случае общая сумма дополнительных трат составила бы 84 тыс. руб. в год — цифра, с которой невозможно не считаться даже очень крупному предприятию. И если иная фабрика, производящая такой же товар, будет в год сохранять по 84 тыс. руб., то через некоторое время сможет получить конкурентные преимущества за счёт модернизации производства или подкупа контрагентов. Что же касается мировых соглашений между нанимателем и работником, то это всегда означало значительно меньшую сумму компенсации. В противном случае рабочий всегда мог обратиться в суд самостоятельно, и возможно, пройдя несколько инстанций, года эдак через 2–3, он получил бы компенсацию за производственную травму в полном размере... если бы к тому моменту ещё не умер от голода или болезни.

Отметим ещё одно любопытное следствие введения фабричного законодательства. Благодаря ему, дополнительный импульс к развитию получило частное страхование от несчастных случаев на производстве (страхование рабочих), которое предлагалось страховыми обществами уже задолго до этого. Однако в ситуации, когда бремя доказательства лежало на рабочем, не многие фабриканты были заинтересованы в том, чтобы тратиться на такую страховку — дело это было добровольное и в любом случае не дешёвое, да и означало допуск представителей страховщика для оценки условий труда на производстве. В ситуации, когда бремя ответственности легло на работодателя, а число зарегистрированных несчастных случаев возросло многократно из-за увеличившихся шансов для рабочего получить хоть какую-то компенсацию, собственникам предприятий было проще понести дополнительный фиксированный расход и избавиться от этой головной боли. Но и здесь не обошлось без нюансов: страхуя работника фабрики от несчастных случаев собственник или администрация предприятия заключали договор только со страховым обществом, а рабочий оказывался как бы за рамками договорённостей этих двух сторон. Это также открывало большое пространство для произвола, пока не были введены специальные правила, воспринимающие рабочего в качестве полноценного участника договора.

Особое фабричное законодательство стало промежуточным или своего рода подготовительным этапом к введению программ государственного социального страхования. Впервые на государственном уровне практически бесправному человеку было дано право на компенсацию, а тяготы доказательства обратного легли на плечи работодателя. Однако то, что красиво выглядело на бумаге, далеко не так идеально работало на практике. Одного фабричного законодательства было явно недостаточно, чтобы решить проблему всё нарастающего недовольства миллионов рабочих, а в масштабах зависимых от заработка мужа жены и детей речь идёт не менее чем о сотне миллионов человек в промышленно развитых странах мира последней трети XIX века. Такое количество людей представляло грозную политическую силу, а их стремление к достойной жизни и социальной защищённости постоянно росло. Может показаться удивительным, но ответ на этот запрос был дан прежде всего в милитаристской Германской империи, а инициатором введения государственного социального страхования стал «железный канцлер» Отто фон Бисмарк.