Как представители крупнейших игроков российского страхового бизнеса оценивают первые результаты работы мегарегулятора финансовых рынков? Какая динамика ожидается на российском страховом рынке в 2014 году в обязательном и добровольном страховании? В чем ключевые проблемы страхования имущества и ответственности крупных предприятий в России? На эти и другие вопросы портала «Страхование сегодня» отвечает Первый заместитель председателя правления ОАО «СОГАЗ» Николай Галушин.
Мария Жилкина,
Медиа-Информационная Группа «Страхование сегодня» (МИГ)
Николай Владимирович, как Вы оцениваете первые итоги работы мегарегулятора на российском страховом рынке, заявления его представителей о грядущих чистках и радикальном уменьшении числа страховщиков?
Детальные оценки давать пока слишком рано. Новый регулятор принял очень правильное решение – началось решительное закручивание гаек. В частности, рынку дан очень серьезный звоночек: была отозвана лицензия у страховой компании «Россия». Кто-то должен был это сделать, и на это нужна была немалая политическая воля. Хотя, конечно, уход компании с именем «Россия» со страхового рынка – это очень имиджево больно. На страховом рынке компания с таким названием уже никогда не будет ассоциироваться с надежностью.
В полной мере новый регулятор должен заработать только в 2016 году. Если к этому времени на рынке останется всего 80–100 компаний, но таких, за которые не будет стыдно, это можно будет считать значимым положительным результатом. Для развития внутреннего потребления услуг страхования очень важна уверенность граждан в том, что компания, в которой они страхуют свой дом, машину, жизнь – не умрет и в выплате не откажет. Государство должно это гарантировать. Самые большие надежды на мегарегулятор мы возлагаем как раз в части обеспечения доверия к страховщикам.
Тарифы – это проблема не регулятора
Возлагаются ли на мегарегулятор ожидания в области борьбы с демпингом?
А что такое борьба с демпингом? Все риски перестрахованы, значит, перестраховщики посчитали тарифы допустимыми. А если страховщик в рамках собственного удержания хочет заниматься благотворительностью и не брать за это деньги, то это его проблемы. Жестких запретов на это со стороны регулятора нет, значит, этим можно заниматься. Никто не идет на демпинг из осознанного желания обрушить свою компанию. Означает ли это, что и демпинга, по сути, нет, что мы сами его придумали? Если вспомнить, какие ставки были на рынке в 2008 году, и сравнить их с нынешними, мы увидим снижение в 3-4 раза. Никаких оснований для этого нет: здания не стали менее возгораемыми, а трубы – менее взрывающимися, у нас по-прежнему происходит много пожаров и катастроф. Может быть тарифы были завышенными до кризиса? Возможно, но тогда давайте посмотрим, как они изменятся еще через 5 лет…
Так должен ли надзор жестко контролировать тарифные ставки?
Не должен. Надзор должен контролировать финансовое положение страховщиков, резервы, качество активов, структуру капитала, перестрахование, соблюдение порядка урегулирования убытков, реагировать на жалобы граждан. Но в ценообразование и в формирование правил страхования регулятор вмешиваться не должен.
Я занимаюсь всю жизнь коммерческим страхованием и могу с уверенностью сказать: нет двух одинаковых объектов. Объекты могут быть построены по одному и тому же проекту, но они никогда не будут полностью одинаковыми с точки зрения оценки риска для целей страхования. Точно так же один клиент будет более требователен, другой – менее требователен. Один клиент заключает договор напрямую, другой – через брокера. Один страхуется в собственных интересах, другой – в интересах кредитующего банка. Чьи-то юристы настаивают на более четком формулировании оговорок, чьи-то более лояльны в этом вопросе. Факторов, влияющих на стоимость страхования, так много, что никто не может определить за страховщика, правильно он рассчитал тарифы или нет.
У компании, занимающейся страхованием корпоративного имущества, каждый случай – индивидуальный, требующий настроек под конкретные условия. В то же время во всем цивилизованном мире есть практика стандартных правил страхования, использование которых облегчает жизнь всем, а у нас каждый страховщик придумывает собственные формулировки в правилах. И эти правила лицензируются в своих формулировках. Это блокирует, в частности, возможность сострахования, создает сложности и для страховщиков, и для клиентов, и для судов, и для надзора. Решения этого вопроса мы тоже ждем от Банка России.
Оптимальная модель – вмененное страхование
Каковы, на Ваш взгляд, перспективы появления в обозримом будущем новых видов обязательного и вмененного страхования – страхования жилья, проект которого разрабатывает Минфин, космических рисков, экологического страхования?
Думаю, что новых законов об обязательном страховании уже не появится. Регулятор не говорит этого напрямую, но, по-моему, понятно, что он не поддерживает новые виды, предполагающие публичность договора и государственное тарифное регулирование.
Страхование жилья в формате обязательного вида страхования работать, на мой взгляд, не будет. К возможному бюджетному субсидированию такого вида страхования для малообеспеченных граждан Минфин относится отрицательно, в большей степени из-за трудностей отбора получателей субсидий. По официальным данным у нас в стране, 6 миллионов малообеспеченных людей, но, как мы понимаем, в их число по формальному признаку может быть включен и богатый, но неработающий гражданин, переписавший имущество на членов семьи или дальних родственников. Кто возьмет на себя ответственность за определение критериев бедности? Надо ли субсидировать страхование жилья всем бедным или только живущим в сельской местности? В общем, нормальной системы пока не получается.
Что касается космического страхования. В России очень ограниченный круг структур, которые занимаются космическими запусками. Государство может просто указать им на необходимость страхования, выделить на это средства, и это указание будет исполняться. Публичность договора обязательного страхования предполагает возможность обратиться к любому страховщику с лицензией на этот вид, и запрещает этому страховщику отказаться от заключения договора. В данном случае эта конструкция неприменима. Непонятно и как устанавливать тарифы по космическим рискам, как они будут согласовываться с результатами предыдущих запусков и с возможностью найти емкость под такие риски.
Экологическое страхование – хорошая тема, но и здесь возникает много вопросов. Недавно Минприроды выпустило проект оценки вреда, наносимого окружающей природной среде. Он состоит из двух частей: оценка собственно вреда и расходов на устранение последствий аварии. Расходы прописываются в документе, который называется ПЛАРН (план ликвидации аварийных разливов нефти и нефтепродуктов) и согласовывается с Ростехнадзором. Согласно проекту, вред, нанесенный среде, рассчитывается по формуле: число тонн разлившейся нефти умножается на размер затрат по уборке, определенный по типам акватории морей – от самого дорогого на Крайнем Севере до самого низкого в Балтийском море, где есть развитая инфраструктура. Этот подход можно критиковать, говорить, что 75 рублей на тонну в Балтийском море – это мало и т.д., но реально никто не знает, сколько надо. Я считаю, надо попробовать страховать, если окажется мало – увеличивать, но вводить обеспечение ответственности за такой вред – необходимо. Другой вопрос в том, что формула включает выплаты только за вред, нанесенный самой акватории, а если там находится чужое имущество, которому тоже нанесен вред – это не учтено. Собственник судна, загрязненного разлившейся нефтью, будет вынужден прервать маршрут, зайти на чистку, поскольку в таком виде его ни в один порт не пустят – а это ожидание, потеря фрахта, затраты на топливо, стоимость чистки, зарплата экипажа и т.д. Как все это можно заранее предусмотреть в какой-либо формуле, я не знаю.
В страховании ответственности вообще не понятно, что такое страховая сумма и как ее устанавливать. А значит всегда кто-то может сказать, что предложенная модель – плохая, поскольку в ней столько всего не учтено. А можно сказать наоборот: давайте начнем двигаться вперед. Экологический закон нужен, но принять его – это самое простое. Сама проблема намного сложнее и масштабнее. Основная проблема - оценка последствий устранения аварии, экологической катастрофы.
Правильнее включать это в ОПО или делать отдельный закон?
Вполне возможно, что тут вообще нужно не обязательное страхование, а вмененное.
Мы выступали с инициативой прописать в Гражданском кодексе понятие «вмененное страхование», но возможность изменения ГК традиционно не поддерживается. В то же время именно вмененное страхование позволило бы решить множество проблем. У нас есть масса лицензируемых видов деятельности, ответственность по которым как раз бы и обеспечило вмененное страхование – без тарифов, утверждаемых государством, и с возможностью страховщика самостоятельно принимать решение о целесообразности заключения договора страхования. Для компаний, чья деятельность требует заключения договора страхования своей ответственности, не было бы требований по заключению договора страхования на фиксированных условиях – рынок в конкретном случае определял бы стоимость страхования.
Убытки и юридические коллизии
Как бы Вы могли прокомментировать убыток по аварии на Загорской ГАЭС, в страховании которого участвовала Ваша компания? В чем особенности этого события, на какой стадии процесс признания страхового случая?
По Загорской ГАЭС работали три страховщика. «АльфаСтрахование» и «Ингосстрах» страховали СМР, СОГАЗ – только имущественные риски. Насколько мне известно, из трех страховых компаний на сегодняшний день страховой случай признал только СОГАЗ, мы точно можем констатировать внезапное повреждение имущества внешним воздействием. Оценки степени повреждения имущества еще нет, как нет и понимания сроков выплаты. Как будут действовать два других страховщика, мы не знаем. Мы предлагали объединиться в части работы с сюрвейерами, ведь с точки зрения последствий данного убытка для рынка и вовлеченности иностранных перестраховщиков, это важный вопрос.
Авария на Загорской ГАЭС вновь возвращает нас к извечному спору: кто должен выступать страхователем – заказчик или подрядчик? Однозначного ответа на этот вопрос нет. С нашей точки зрения, в случае с такими сложными объектами, как Загорская ГАЭС, с объектами, длительными по срокам реализации, объектам с привлечением значительного количества подрядных и субподрядных организаций, страхователем должен быть заказчик. Заказчик один, и в ходе работы он может менять подрядчиков. Если у каждого подрядчика будет свой договор страхования, не понятно, кто отвечает за итоговый результат.
Какие еще спорные ситуации и коллизии возникают в практике урегулирования убытков, например, по ОПО?
По ОПО был сомнительный случай. Когда расследовался взрыв газопровода в Щелковском районе Московской области осенью 2012 года, оказалось, что большая часть пострадавших – это лица, чье имущество находилось на самовольно захваченной территории охранной зоны газопровода. По большому счету им можно было ничего не платить, тем не менее, возмещение было выплачено.
Определенная коллизия чуть не возникла этим летом в связи с наводнением на Дальнем Востоке: была опасность того, что произошедшее будет признано аварией на гидротехническом сооружении – сбросом воды. Очевидно, что в этом случае страховому сообществу пришлось бы произвести колоссальные выплаты, которые затронули бы и западный перестраховочный рынок. При таком развитии событий накал страстей в обсуждении страхования ОПО изменился бы, а вопрос о тарифах снялся бы сам собой. Прецедент мог быть создан довольно неприятный.
Периодически возникают дискуссии вокруг двух других видов страхования, обсуждение которых то активизируется, то затихает – страхования ответственности владельцев мест массового скопления людей и страхования ответственности врачей. У нас масса мест скопления людей и медицинских учреждений, которые не относятся к частному бизнесу, а являются государственными. Пока не выработаны подходы к страхованию государственных объектов, на которое потребуется выделять деньги из бюджета, не будет и соответствующих законов – либо система будет половинчатой.
Возможно, нам надо пойти по пути соседей из Белоруссии и Казахстана. Я в последнее время изучал много их законодательных актов, в том числе по экологическому страхованию. Они как-то проще относятся к законотворчеству. В Казахстане закон об экологическом страховании уместился на четырех страницах. Может, нам тоже не нужно ничего изобретать, а идти по такому пути?
ОСАГО – ключевая причина проблем рынка
Что, по Вашему мнению, ожидает российский страховой рынок в 2014 году?
В 2014 году на рынке следует ожидать некоторого замедления темпов роста. Надо понимать, что на динамику влияет и применение коэффициента уровня безопасности по ОПО, и снижение тарифов по каско, и разгул конкуренции в добровольных видах страхования. То есть по количеству клиентов рынок расти будет – из-за влияния разных факторов и низкого уровня проникновения страхования в предыдущие годы. Но объем премии не будет расти теми же темпами из-за высокого уровня конкуренции. Однако надо помнить и о том, что страховой бизнес обладает определенной инертностью. При всех объявленных инициативах, связанных с оптимизацией госбюджета и отказом от повышения тарифов, клиенты, у которых ранее были программы страхования, как минимум, не станут их расширять. В стране растет стоимость жизни, сохраняется медицинская инфляция, а значит, будет еще сильнее сокращаться маржа страховых компаний.
Тем, кто раньше активно набирал ОСАГО, будет тяжело. Думаю, что и мегарегулятор это понимает, потому он и вводит меры дополнительного контроля за системообразующими игроками. Это нужно не потому, что они плохо себя чувствуют, а потому что уровень влияния этих игроков с возможным знаком «минус» на восприятие всего страхового рынка – просто громадное.
Если говорить о «СОГАЗе», то с точки зрения валовых сборов, я надеюсь, год будет лучше, чем 2013-й, но в плане прибыльности и маржи он лучше не будет. У «СОГАЗа» неплохие позиции в силу того, что есть серьезный портфель по корпоративному страхованию, а убыточность в корпоративном страховании – более управляемая, такая модель портфеля предполагает меньшие аквизиционные расходы, не нужно содержать много офисного персонала. Тот, кто страхует юридических лиц, не попадает под действие законодательства о защите прав потребителей и не платит 50%-ные штрафы. Кроме того, это всегда возможность кросс-сейла: предприятию-клиенту можно продавать другие продукты.
Какие изменения на рынке ОСАГО необходимы, чтобы избежать самого негативного сценария?
Должны быть приняты поправки в закон – в части применения законодательства о защите прав потребителей, подходов к судебному урегулированию убытков, повышения тарифов, повышения страховых сумм, независимой технической экспертизы. Кроме того, сюда также надо увязать бельгийскую модель урегулирования убытков и расчетов между автостраховщиками, а также европротокол. Сейчас не решен вопрос, проводить ли эксперимент по европротоколу только в четырех субъектах федерации или в большем количестве регионов, например, во всех городах-миллионниках. Основное, что здесь беспокоит страховщиков и тормозит принятие решений, – это возможный рост убыточности по причине мошенничества.
В страховании жизни без перемен
Станет ли страхование жизни столь же приоритетным для интересов группы «СОГАЗ» как и нон-лайфовый бизнес? Каков Ваш прогноз для данного рынка?
С одной стороны, страховщики всего цивилизованного мира живут за счет страхования жизни, и чем цивилизованнее страна, тем более важную роль страхование жизни в ней играет. Страхование жизни – это решение многих государственных задач, в том числе и по пенсионному обеспечению граждан. Оно является инструментом привлечения лояльного персонала на работу, людей можно удержать на месте долгосрочными договорами страхования жизни. Но с другой стороны, Россия так не похожа на другие мировые державы. Находясь между теми странами, где страхование жизни развито очень хорошо, и теми, где оно примерно в том же состоянии, как у нас, мы все-таки сохраняем надежду попасть на правильный путь.
У «СОГАЗа» и здесь есть, что сказать. Мы являемся одной из немногих компаний, которая и в своей фактической модели продаж, и в тех предложениях, которые мы вносим в порядке общественной нагрузки по участию в законотворчестве, находится на стороне корпоративного страхования жизни. Учитывая особенности нашей страны и того значения, которые играют в экономике крупные (в том числе государственные) корпорации, мы считаем, что у нас будут востребованы именно корпоративные долгосрочные продукты по страхованию жизни. Конечно, это не может быть повсеместным, в виде очередного обязательного страхования. Но для определенных категорий лиц, там, где требуется создание условий привлечения людей, например, для работы на континентальном шельфе, на крайнем севере, это актуально. Там не все измеряется деньгами, важно, как человек после нескольких лет работы в сложных условиях, будет жить и восстанавливаться. Страхование в данном случае – вполне работающий вариант.
Сейчас компания «СОГАЗ-Жизнь» прирастает за счет объединения с «Транснефтью», но мы проявляем интерес и к развитию этого направления. Слишком оптимистичных прогнозов я тут не делаю, учитывая нынешние особенности развития страхования жизни в нашей стране.
А что могло бы резко ускорить рост этого рынка?
Давайте будет откровенны: гарантированная доходность по страхованию жизни – 2,5-4% годовых, а по депозиту в государственном банке можно получать 8% годовых и жить спокойно. О каком страховании жизни можно тогда говорить? Когда идет такой дисбаланс, страхования жизни не будет. Вот когда банковский процент будет 1,5%, а по страхованию жизни – 2,5%, люди пойдут в этот сегмент. Необходимо жесткое регулирование рынка и гарантирование равных правил игры для страховщиков и НПФ. Деньги, которые будут собирать страховщики жизни, должны быть востребованы на рынке длинных государственных инвестиций. Иностранные страховщики, работающие на российском рынке страхования жизни, должны гарантировать сохранность инвестиций здесь, в России. Нельзя чтобы они размещали эти деньги на депозите где-нибудь у себя в Цюрихе и рекламировали гарантированность сохранности средств в швейцарском банке для своих застрахованных… Сейчас, пока этого нет, система не заработает. Причем это справедливо и для индивидуальных, и для корпоративных программ страхования жизни. Вернее, для корпоративных клиентов все еще хуже. Корпорация, решаясь на такую программу, должна понимать, что минимальный срок договора страхования жизни – 5 лет, то есть подписываясь на нее сейчас, она все эти годы будет вынуждена последовательно эту программу реализовывать. А много ли у нас предприятий, которые живут такими горизонтами планирования?
А налоговые льготы могут помочь?
На совещании у заместителя министра финансов Моисеева обсуждался этот вопрос. Но очевидно, что пока налог на доходы физических лиц составляет 13 %, никакое послабление по нему серьезным стимулом не будет. Что же касается корпоративных программ, здесь единственное возможное направление – это послабление по ЕСН, но ЕСН дает основную часть поступлений в региональные бюджеты...
Общественная работа и зарубежный бизнес
Как Вы оцениваете работу профессиональных объединений страховщиков в настоящее время, прежде всего ВСС? Как «СОГАЗ» планирует в ней участвовать в 2014 году?
ВСС – Союз Союзов, активность которого зависит от нас самих. По бюджету и штату сотрудников ВСС несопоставим с НССО и РСА, однако, именно эту организацию слушают и слышат.
Важно постоянно о себе говорить – и нам, как компании «СОГАЗ», и нам, как союзам страховщиков, и нам, как отрасли в целом. Мы должны о себе постоянно напоминать. В головах всех – государства, бизнеса, граждан – в какой-то момент времени должно появиться представление о страховании, как об обязательном элементе во всех их проектах. И когда это произойдет, рынок будет совершенно другим.
Возможно, я был слишком пессимистичен в предыдущей части интервью, но я абсолютно оптимистичен в том, что потенциал нашего рынка просто колоссален. Когда будут доминировать интересы бизнеса, защиты семьи и собственности, когда все поймут, что нормальный договор страхования – это необходимость, все встанет на свои места.
Для этого нужна и дополнительная нормальная защита со стороны регулятора, но никак не государственная перестраховочная компания, проект которой то и дело вспоминают. Но, к сожалению, мы идем таким путем, что не можем преодолеть сформированный за 70 лет советской власти еще на 70 лет антагонизм к страхованию.
Нельзя исключать и такой сценарий, что уже через 8 лет никакого самобытного российского страхового рынка не будет, будут только структуры глобальных страховщиков. А может, мы со своим "демпингом" и уровнем развития рынка страхования жизни вообще не будем никому из них нужны. Такое тоже возможно, и хотя пока что активность международных страховщиков говорит об обратном, они могут себе многое позволить. Сейчас никто этого не оценивает, но настолько благоприятных условий, в которых находится мировой страховой рынок, не было практически никогда за всю историю. События 11 сентября 2001 года обернулись для страховщиков убытками порядка 60-70 миллиардов долларов, и тогда это было для рынка катастрофой. А всего несколько крупных убытков последних лет потянули на 100 миллиардов только по природным катастрофам, произошедшим в течение одного года, и рынок их оплатил без всяких проблем. После них не повысились ставки, и не ушла с рынка ни одна страховая компания. Уже не знаю, что такое в мире может произойти, чтобы мировой страховой бизнес претерпел существенные изменения. И надеюсь, не узнаю, потому что не произойдет. Таких потрясений никому не нужно!
Как развивается зарубежный страховой бизнес «СОГАЗа» и какие задачи в этой части ставятся на 2014 год?
Нет единого направления развития зарубежного бизнеса – это сложный и тернистый путь, сопряженный, в первую очередь, с фактором рейтинга. Мы стараемся решить эту проблему для себя разными способами. Во-первых, мы стараемся работать с теми рынками, которые менее требовательны в вопросах рейтинга. Во-вторых, мы работаем над повышением собственного рейтинга – если его не может получить «СОГАЗ», то его сможет получить наша европейская компания SOVAG, над которой не довлеет ограничение странового рейтинга.
В рамках программы по использованию рейтинга компании SOVAG мы год проработали в режиме совместной емкости, рассчитанной на собственные удержания обеих компаний. Центром принятия рисков является SOVAG UK. Это подразделение немецкой компании SOVAG, находящееся в Великобритании и занимающееся подписанием зарубежных рисков на обе компании.
Мы взялись за до сих пор никем на себя не возложенную миссию и начали работу в рамках ШОС, ЕвразЭС и в какой-то степени БРИКС (здесь мы на уровне коммерческих структур никакого единения по поводу выравнивания законодательств входящих туда стран пока не видим). На российской площадке можно формировать альтернативную перестраховочную емкость и центр притяжения для перестрахования рисков из стран третьего мира. Альтернативную и Великобритании, и США, и Японии, и континентальной Европе. Лозунг здесь очень простой: зачем более бедные рынки должны кормить тех, кто и так неплохо существует? Почему нельзя вести взаимовыгодный бизнес, в рамках наших стран? Такая идея, безусловно, имеет право на реализацию, но для этого нужно, чтобы у нее был некий «держатель», хозяин процесса, причем не только с позиции коммерческого страхования, где эта задача – лишь одна из сотен других и не является приоритетной. Мы все же коммерческая страховая компания, и для нас основным инструментом получения прибыли является рынок прямого страхования. Мы нуждаемся в государственной поддержке по сближению национальных законодательств стран ЕвразЭС / ШОС / БРИКС в части взаимного перестрахования рисков, формирование единого перестраховочного пространства. Однако замедление темпов роста в прямом страховании заставляет нас за это браться, пусть результат будет не сейчас, а через несколько лет – мы в своем планировании бизнеса не живем одним годом. Может быть, тогда и государство, и мегарегулятор обратят внимание на проблему интеграции страховых рынков, а значит, начнут осуществлять какие-то практические шаги.
Компании, организации:
