Пресса о страховании, страховых компаниях и страховом рынке

Юридический мир, 23 сентября 2002 г.

К вопросу о классификационной принадлежности договора страхования риска гражданской ответственности

2054 просмотра

Квалификация отношений между страхователем, страховщиком и выгодоприобретателем в связи с осуществлением страхования гражданской ответственности страхователя (или иного лица) определяется правовой природой договора страхования данного вида, которая, согласно излагаемой в литературе точке зрения, может быть различной в зависимости от конкретной ситуации. Соответственно, предположительно разным должен быть и объем прав и обязанностей участников указанных отношений.

Так, в одном случае страховое соглашение рассматриваемого вида может нести в себе признаки договора, на основании которого исполнение обязанности страхователя в связи с наступлением гражданско-правовой ответственности возлагается им на третье лицо (страховщика) (ст. 313 ГК), в других же, как полагают отдельные авторы (См., например: Егоров Н. Д.//Гражданское право. Учебник. Часть 1/Под ред. Ю. К. Толстого, А. П. Сергеева. СПб.: Теис, 1996. С. 439 и след.; Брагинский М. И. Договор страхования. М.: Статут, 2000. С. 113), — договоры в пользу третьего лица (выгодоприобретателя) (ст. 430 ГК).
Если предположить, что в действительности характер договора страхования ответственности меняется сообразно тому, какие из обстоятельств, предусмотренных п. 4 ст. 931 ГК РФ, наличествуют при его заключении (с чем, вообще говоря, согласиться крайне сложно), — несхожесть правового положения страхователя будет иметь место, в частности, при отказе выгодоприобретателя от предъявления требования к страховщику в случае самостоятельного исполнения страхователем своих обязанностей перед выгодоприобретателем, равно как и в случае неисполнения страховщиком обязанности перед выгодоприобретателем по выплате страховой суммы.
При сопоставлении правовых последствии для третьего лица, принимающего исполнение на основании договора, предусмотренного ст. 430 ГК, и в случае исполнения его в соответствии со ст. 313 ГК мы с неизбежностью придем к тому же выводу, что и профессор О.Н.Садиков: в первом случае это третье лицо вправе предъявить требование об исполнении договора в свою пользу непосредственно к должнику по этому договору, а во втором — вправе (или при определенных условиях обязано) принять это исполнение, но не может требовать исполнения договора в свою пользу (Комментарии к Гражданскому кодексу Российской Федерации части первой (постатейный)/Под ред. проф. О. Н. Садикова. М.: Контракт, Инфра-М. 1997. С. 695.).
Прежде всего, заметим, что квалификация договора страхования ответственности за причинение вреда в качестве договора в пользу третьего лица в случае отказа выгодоприобретателя после наступления страхового события от предъявления требования к страховщику будет означать, что страхователь, возместивший причиненный им вред, в соответствии с п. 4 ст. 430 ГК приобретает право требования к страховщику, которое имел к последнему выгодоприобретатель (если иное не предусмотрено договором страхования). В то же время, если подобный договор будет расценен как соглашение сторон, являющееся основанием при наступлении указанных в нем условий (причинение вреда жизни, здоровью и имуществу гражданина или имуществу юридического лица) для возложения исполнения на третье лицо (т.е. страховщика), то после возмещения страхователем причиненного выгодоприобретателю вреда первый приобретает право требования к страховщику в соответствующем размере, только если такая возможность предусмотрена договором страхования ответственности за причинение вреда. При этом основанием приобретения указанного права требования страхователя к страховщику в первом случае выступает закон, во втором — договор.
Необходимо отметить, что в случае квалификации договора страхования ответственности как договора в пользу третьего лица, выгодоприобретатель (третье лицо) в ситуации, когда страховщик отказал ему в исполнении своей обязанности по договору, вправе предъявить требование о применении мер гражданско-правовой ответственности за неисполнение этого обязательства именно к страховщику.
С другой стороны, если указанный договор рассматривать как основание возложения исполнения на страховщика, то в случае отказа последнего исполнить соответствующую обязанность ответственность перед потерпевшим за неисполнение несет все-таки страхователь.
Представляется, что правильно квалифицировать договор страхования риска гражданской ответственности возможно только на основании анализа правового содержания модели договора в пользу третьего липа в соответствии с отечественным правом.
Легальное признание договор в пользу третьего лица в российском праве впервые получил в ГК РСФСР 1964 г. Ранее и российское дореволюционное гражданское законодательство, и первый ГК Советской России 1922 г. такой тип договора не знали, хотя уже в начале XX в. соответствующие правовые акты некоторых европейских государств содержали нормы о договоре в пользу третьего лица, а доктрина и судебная практика большинства стран континентальной Европы, Англии (Цвайгерт К., Кетц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. М.: Международные отношения, 1998. Том И. С. 179-197.) и России (Поскольку отдельные виды гражданско-правовых обязательств в зависимости от воли участвующих в них лиц могут быть установлены как в пользу одного из контрагентов, так и в пользу третьего лица, во избежание путаницы модели, по которым конструируются договор в пользу третьего лица и договор а пользу его участника, в настоящей статье именуются типами договоров.) признали за ним право на существование.
Новый Гражданский кодекс Российской Федерации, продолжая традицию ГК РСФСР 1964 г. и Основ гражданского законодательства 1991 г. (Ст. 167 ГК 1964 г. и ст. 61 Основ 1991 г.), также включил в сферу своего регулирования договор указанного типа, при этом, однако, в отличие от ранее принятых законодательных актов, дал его легальное определение.
В соответствии с ГК РФ (п. 1 ст. 430) под договором в пользу третьего лица понимается соглашение, в котором стороны установили, что должник обязан произвести исполнение не кредитору, а указанному или не указанному в нем третьему лицу, имеющему право требовать от должника исполнение обязательства в свою пользу.
Из приведенного определения следует, что типообразующими признаками такого договора являются:
— отсутствие у лица, в пользу которого заключен договор, статуса его участника;
— наличие прямо выраженной воли сторон гражданско-правового соглашения рассматриваемого типа, направленной на то, чтобы вследствие его заключения указанное или неуказанное в нем третье лицо получило право требовать исполнение по договору в свою пользу.
Содержание ст. 430 ГК вполне определенно позволяет сделать вывод о том, что законодатель связывает возможность заключения договора в пользу третьего лица именно с волей его участников произвести исполнение названному или не названному в договоре третьему лицу.
Вместе с тем в литературе можно встретить и иную позицию в вопросе о составе квалифицирующих признаков соглашения рассматриваемого типа.
Так, по мнению О.Н.Садикова, договор в пользу третьего лица может возникнуть не только по соглашению сторон, но и в силу соответствующих указаний норм законодательства (Комментарии к Гражданскому кодексу Российской Федерации части первой (постатейный). С. 695.), что, как это нетрудно заметить, полностью отрицает конститутивное (для признания того или иного гражданско-правового соглашения договором в пользу третьего лица) значение воли его сторон в отношении того, кому должно быть предоставлено право требования по договору. В подтверждение такой точки зрения указанный автор ссылается на ст. 785 и 929 (В п. 2 комментария к ст. 430 ГК РФ О. Н. Садиков ссылается на ст. 9292 ГК РФ как на норму, содержащую положения о договоре личного страхования. Однако на самом деле ст. 939 ГК посвящена договору имущественного страхования. Причем данная ошибка не устранена указанным автором и в последующих редакциях Комментария. Таким образом, остается неясным, какие именно отдельные виды договоров страхования имел в виду О.Н. Садиков: личного или имущественного.) ГК как на положения, нормативно закрепляющие указанную выше возможность.
Представляется очевидным, что гражданско-правовое соглашение в теории может быть квалифицировано как договор того или иного типа только на основании соответствующих критериев, легально установленных и/или признаваемых доктриной гражданского права в качестве типообразующих признаков соответствующего типа договора. Поэтому ответ на вопрос, в какой мере выраженная в ст. 430 ГК конструкция договора в пользу третьего лица согласуется с его доктринальным определением и соответствует тем или иным вилам обязательств, регулирование которых в Кодексе дает основание рассматривать их как договоры в пользу третьего лица, непосредственно зависит от того, совпадают ли указанные выше типообразующие признаки с элементами данной правовой конструкции.
Ссылка О.Н.Садикова на договоры перевозки грузов и отдельных видов страхования (Из всех видов договоров страхования, предусмотренных ГК, только договор страхования риска гражданской ответственности за причинение вреда в силу особенностей, установленных п. 3 ст. 931 ГК РФ, предположительно может рассматриваться как относящийся к типу договоров в пользу третьего лица в силу закона. Поэтому вполне возможно, что именно данный вид договора страхования имел в виду проф. О. Н. Садиков, ссылаясь на ст. 929 ГК РФ.) как на гражданско-правовые соглашения, заключаемые в пользу третьего лица в силу закона, представляется явно неудачной по двум основаниям.
Во-первых, положения ГК, посвященные упомянутым выше вилам обязательств, не содержат прямого указания на то, что соответствующие договоры являются договорами именно в пользу третьего липа. Того же, как сформулирован, например п. 3 ст. 931 ГК, согласно которому договор страхования риска ответственности за причинение вреда во всех случаях считается заключенным в пользу лиц, которым может быть причинен вред, явно недостаточно для безусловного отнесения соответствующих договоров к типу договоров в пользу третьего лица.
Во-вторых, отсутствуют и теоретико-правовые основания для такой квалификации договоров указанного вида.
Говоря о договоре перевозки грузов, следует заметить, что в соответствии с российской теорией гражданского права данное соглашение не рассматривается во всех случаях в качестве договора в пользу третьего лица. В зависимости от воли его сторон договор перевозки грузов может быть заключен и как договор в пользу третьего лица, контрагентом по договору не являющегося, и как договор в пользу его участника.
В связи с этим Б.Б.Черепахин высказался следующим образом: "Договор железнодорожной перевозки есть договор в пользу третьего лица, конечно, только в том случае, когда отправитель обозначает в накладной в качестве получателя не себя самого, а другое лицо или же предъявителя дубликата.
Когда в качестве получателя по именной накладной обозначен сам отправитель, то в правоотношении вовсе отсутствует третье лицо. Правоотношение имеет двусторонний, а не трехсторонний характер. Наоборот, когда в качестве получателя обозначен предъявитель дубликата накладной, всегда будет иметь место договор в пользу третьего лица, хотя бы предъявителем дубликата явился сам отправитель. Здесь он выступает в совершенно обособленном положении, его право требования основывается здесь на том именно, что он является предъявителем соответствующего дубликата накладной. Значится ли в качестве отправителя он сам, или другое лицо — не имеет никакого значения" (Черепахин Б. Б. Ответственность грузополучателя по требованиям из договора железнодорожной перевозки// Черепахин Б. Б. Труды по гражданскому праву. М.: Статут, 2001. С. 125.).
С момента опубликования в 1927 г. работы Б.Б.Черепахина "Ответственность грузополучателя по требованиям из договора железнодорожной перевозки", никто не смог по существу предложить иную правовую позицию, так что воззрения эти были восприняты доктриной российского гражданского права и нашли свое выражение в ст. 430 нового ГК РФ.
Таким образом, типовая принадлежность договора перевозки грузов зависит исключительно от воли заключивших его сторон, что противоречит утверждению о его безусловной природе как договора в пользу третьего лица в силу установления закона.
Что касается отдельных видов договоров имущественного страхования, которые могут быть предположительно отнесены к типу договоров в пользу третьего лица в силу закона, в частности договора страхования риска гражданской ответственности за причинение вреда (ст. 931 ГК), то теория гражданского права еще не успела выработать в вопросе о его типовой квалификации однозначного подхода, хотя бы уже питому, что нормативное регулирование на законодательном уровне договор страхования данного вида получил только с принятием части второй ГК РФ.
Следовательно, вопрос о том, имеются ли какие-либо легальные предпосылки для высказанного О.Н.Садиковым утверждения, если и можно считать открытым, то только в рамках новейшего российского гражданского законодательства. Ранее действовавшие на территории России нормативные акты однозначно не содержали положении, подтверждающих его позицию.
Отражая состояние российской юридической мысли на рубеже XIX-XX вв. в данном вопросе, не только отдельные научные исследования, но и учебники по гражданскому праву, изданные в тот период, уже содержали фрагменты, посвященные договору в пользу третьего лица. Один из авторов — виднейший российский ученый-цивилист Г.Ф.Шершеневич — в качестве такого договора рассматривал любое гражданско-правовое соглашение, в силу заключения которого право требования приобретается не контрагентами, а третьим лицом (Шершеневич Г. Ф. Указ. соч. С. 312.). Единственный согласно такому пониманию квалифицирующий признак договоров данного типа — принадлежность права требования по договору субъекту, участия в нем не принимающему — действительно позволяет достаточно лояльно подходить к вопросу отнесения к числу договоров в пользу третьего лица тех гражданско-правовых соглашений, при заключении которых третьи лица наделяются соответствующим правом требования не вследствие выражения согласованной воли его участников, а исключительно в силу установления закона. Но, поскольку, по словам самого Г.Ф.Шершеневича, отечественное дореволюционное законодательство "не говорило ни слова о договорах в пользу третьих лиц" (Там же. С. 313.), — даже предположение о том, что русские гористы конца XIX— начала XX в., формулируя свои определения указанного договора подобным образом, допускали возможность его возникновения в силу закона, будет выглядеть, по меньшей мере, безосновательным.
Полвека спустя договор рассматриваемого типа был легально признан, и соответствующие нормативные положения, перестав быть исключительно результатом теоретических построении ученых-цивилистов, не имевшими, как это было во времена Г.Ф.Шершеневича, под собой прочной опоры в виде законодательной базы, стали составной частью института договорного права. За этот период воззрения российских правоведов не претерпели существенных изменений относительно тех, которые господствовали в науке гражданского права в начале XX столетия.
О.С.Иоффе, выразитель превалирующей в советский период развития гражданского права точки зрения на договор в пользу третьего лица, считал, что единственным признаком, квалифицирующим то иди иное гражданско-правовое соглашение как договор указанного типа, является совершение его одними лицами, в то время как права по нему приобретает другое лицо (Иоффе О. С. Указ. соч. С. 35.).
Существенно важным здесь является то, что как до вступления в силу ГК РСФСР 1964 г., так и в период его действия российское гражданское законодательство не содержало норм, наделяющих третье лицо правом требования по договору, помимо воли его сторон считающегося заключенным в пользу этого третьего лица. И так как прямо выраженное подтверждение того обстоятельства, что теория советского гражданского права предусматривала возможность возникновения договора в пользу третьего лица в силу указании соответствующих норм законодательства в юридической литературе того времени" посвященной данному вопросу, отсутствует, любые попытки опереться, в частности на позицию цивилистов, взгляды которых выразил О.С.Иоффе, в обоснование высказанной О.Н.Садиковым точки зрения, по нашему мнению, также были бы крайне неубедительны.
Новейший период в разлитии теории гражданского права в России, как и предшествующие, не дает примеров, каким-либо образом подтверждающих мысль о том, что третье лицо может помимо воли заключивших договор сторон приобрести право требования по договору, в заключении которого оно участия не принимало.
За исключением ст. 931 ГК, российское гражданское законодательство не содержит других норм, устанавливающих, что тот или иной договор вне зависимости от воли его сторон считается заключенным в пользу третьего лица, определенного законом.
Обоснованность приведенного выше утверждения О.Н.Садикова, следовательно, непосредственно зависит от правовой квалификации всего лишь одного вида договоров — договора страхования гражданской ответственности за причинение вреда для случая, когда его стороны прямо предусмотрели в нем, что указанный договор заключен в пользу страхователя либо лица, чей риск ответственности застрахован.
В современной литературе на этот счет высказывается (когда она высказывается определенно) единая точка зрения. В частности, профессора В.А.Рахмилович (Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации части второй (постатейный). М.: Контракт, Инфра-М, 1996. С. 504 и след.) и М.И.Брагинский (Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Общие положения. М.: Статут. 1997. С. 293; Брагинский М. И. Договор страхования. М.: Статут, 2000. С. 113.) во всех случаях однозначно рассматривают договор страхования указанного вида в качестве договора в пользу третьего лица.
Примечательным, однако, является то, что значительное число авторов, принимая во внимание очевидное несоответствие между положениями ст. 931 и п. 1 ст. 430 ГК, при рассмотрении сущности договора страхования гражданской ответственности за причинение вреда вовсе избегают касаться вопроса о его правовой квалификации (См., напр.: Гражданское право. Учебник/Под ред. проф. Е. А. Суханова. 2-е изд. М-: ВЕК, 2000. Том II. Полутом 2. С. 189-191; Гражданское право. Учебник. Часть 2/Под ред. А. П. Сергеева и Ю. К. Толстого. М-: Проспект. 1997. С. 529- 531; Гражданский кодекс Российской Федерации. Текст. Комментарии. Алфавитно-предметный указатель. М.: Международный центр финансово-экономического развития, 1996. С.497 и след.; Петров Д. А. Страховое право. Учебное пособие. СПб., 2000. С. 53-57.).
Весьма своеобразной точки зрения придерживается Ю.Б.Фогельсон. Отмечая, что возможность непосредственного применения ст. 430 ГК к договорам страхования ответственности за причинение вреда является неочевидной, названный автор полагает здесь в полной мере уместной аналогию закона. На этом основании Ю.Б.Фогельсон допускает распространение действия правил, установленных ст. 6 Кодекса, на отношения, связанные с заключением и исполнением договоров страхования данного вида (Фогельсон Ю. Б. Комментарий к страховому законодательству. М-: Юрист, 2000. С. 102.). При этом, похоже, указанного автора не смущает, что в результате некорректной ссылки на п. 1 ст. 6 ГК (Примечание: В соответствии с п. 1 ст. 6 ГК РФ гражданское законодательство, регулирующее сходные отношения (аналогия закона), применяется к тем или иным отношениям, если это не противоречит их существу, в случаях когда соответствующие гражданско-правовые отношения прямо не урегулированы законодательством или соглашением сторон и отсутствует применимый к ним обычай делового оборота.
Поскольку отношения, возникающие из договора страхования гражданской ответственности за причинение вреда, законом урегулированы прямо, применение ст. 430 ГК к ним по аналогии является грубой юридической ошибкой. Следует заметить, что Гражданский кодекс является кодифицированным правовым актом, общие положения которого применяются к соответствующим отношениям всегда, если иное не установлено самой общей нормой или специальной нормой закона, регулирующей эти отношения. Следовательно, п. 2-4 ст. 430 ГК применяются в качестве общих норм закона к договорам и пользу третьих лиц, и ни при каких обстоятельствах не могут быть применимы к отношениям, возникающим из договоров, включенных и пользу их участников.
Таким образом, применение п. 2-4 ст. 430 ГК к договору страхования гражданской ответственности за причинение вреда напрямую зависит от того, договором какого из двух вышеназванных типов он является. Действуя логически неверно, Ю.Б.Фогельсон поступает наоборот: оставляя без внимания вопрос о том, соответствует ли договор страхования указанного вида определению договора в пользу третьего лица, данному в п. 1 ст. 430 ГК РФ, он, без должных правовых основании ссыпаясь на аналогию закона, применяет ст. 430 ГК, и уже из этого делает вывод о том, что указанный договор принадлежит к типу договоров в пользу третьего лица.) возникает явное несоответствие между субъективными правами потерпевшего лица, каковыми оно наделено ст. 931 ГК, и теми правомочиями, какими он должен был бы обладать, если квалифицировать, как это делает названный выше автор (Фогельсон Ю.Б. Указ. соч. С. 103.), договор страхования гражданской ответственности в качестве договора в пользу третьего лица.
Даже поверхностный анализ доводов, положенных в основу вывода о том, что договор страхования гражданско-правовой ответственности относится к типу договоров в пользу третьих лиц, дает все основания полагать, что покоятся они исключительно на особенностях формулировки текста п. 3 ст. 931 ГК, согласно которому указанный договор в любом случае считается заключенным в пользу лиц, которым может быть причинен вред. Представляется, что те из авторов, кто, как М.И.Брагинский и В.А.Рахмилович, высказывается за отнесение договора страхования рассматриваемого вида к типу договоров в пользу третьих лиц, руководствуются соображениями, скорее, лингвистического толка, нежели формально-юридическими.
Однако для решения вопроса о классификационной принадлежности указанного договор, страхования явно недостаточно ссылки на фразеологическую схожесть наименования одного из типов договоров (договор в пользу третьего лица) и указания п. 3 ст. 931 ГК на то, что договор страхования гражданской ответственности за причинение вреда во всех случаях считается заключенным в пользу пострадавшего лица. С этой целью, несомненно, необходимо установить, в какой мере указанный вид договора имущественного страхования соответствует легальному определению договора в пользу третьего лица.
Среди фундаментальных исследований в сфере обязательственного права последних лет, в той или иной степени затрагивающих проблемы договоров в пользу третьих лиц, следует отметить совместный труд профессоров М.И.Брагинского и В.В.Витрянского "Договорное право" (Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Общие положения. С. 289-308.). В нем автор раздела, посвященного вопросам классификационного анализа договора указанного типа, М.И.Брагинский сделал краткий ретроспективный анализ воззрений российских (в основном дореволюционных) юристов на правовую природу, квалификационные признаки и юридические последствия заключения таких договоров (Указанные исследования, между прочим, показывают, что доктринальный интерес к поднятой проф. О. Н. Садиковым проблеме до принятия нового ГК фактически отсутствовал.).
Анализируя содержание, вкладываемое в настоящее время законодателем в понятие договора в пользу третьих лиц, М.И.Брагинский по какой-то причине оставил без внимания имеющее место уточнение его позиции в этом вопросе: появление в тексте указанной нормы ГК ссылки на необходимость наличия воли сторон для вступления в гражданско-правовые отношения, предусмотренные ст. 430 ГК (Брагинский М. И., Витрянский В. В. Указ. соч. С. 292.).
Подобное несколько пренебрежительное отношение к одному из легальных критериев классификации гражданско-правовых договоров представляется неоправданным, поскольку даже соавтор М.И.Брагинского по названной выше работе В.В.Витрянский, комментируя несколько ранее ст. 430 ГК, обращал внимание как на один из двух характерных признаков договора в пользу третьего лица на наличие в договоре прямо предусмотренного сторонами положения, согласно которому должник обязан исполнить свое обязательство не кредитору, а третьему лицу (Гражданский кодекс Российской Федерации. Комментарий/Под общ. ред. В. Д. Карповича. М.: Хозяйство и право; СПАРК, 1995. С.400.).
Завершая беглую ретроспективу воззрений российских юристов на основания возникновения договора рассматриваемого типа, можно сделать вывод, с одной стороны, об отсутствии в теории гражданского права положений, которые подтверждали бы верность вышеприведенного утверждения О.Н.Садикова. С другой стороны, не может не настораживать и то обстоятельство, что в российской юридической литературе в настоящее время имеется слишком упрощенный подход к проблеме состава типообразующих признаков договора в пользу третьего лица.
В действительности существование предусмотренной ГК ситуации, при которой закон в установленных им случаях игнорирует волю сторон договора и обязывает должника исполнить обязательство по договору не кредитору, а третьему лицу, порождает, прежде всего, проблему квалификации договоров такого вида.
В подобной ситуации уместно лишь поставить вопрос: обосновано ли научно сужение законодателем видовых признаков договора в пользу третьего лица до тех, которые сформулированы в п. 1 ст. 430 ГК? И все же, пока легальное определение договора в пользу третьего лица относит к их числу только те, в которых именно стороны установили, что должник обязан произвести исполнение не кредитору, а указанному или не указанному в договоре третьему лицу, в качестве такового не могут быть признаны гражданско-правовые соглашения, в которых стороны обозначили свою волю иначе. Поэтому договорам, для которых законом установлено, что исполнение по ним должно быть осуществлено третьему лицу вопреки воле контрагентов, не свойственны и особенности, предусмотренные п. 2-4 ст. 430 ГК.
В проблеме типовой квалификации договора страхования гражданской ответственности за причинение вреда центральным представляется вопрос о толковании п. 4 ст. 931 ГК. Именно эта норма, понимаемая по-разному: и как довод в обоснование признания договора страхования рассматриваемого вида договором в пользу третьего лица, и как аргумент против такого подхода, — вызывает наибольшие споры относительно ее содержания (Брагинский М. И. Договор страхования. С. 113.). Пункт 4 ст. 931 ГК, рассматриваемый одними как неоправданное отступление от общего привила о договорах в пользу третьего лица, дающего право этому третьему лицу самому требовать от должника исполнения обязательства (Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации части второй. С. 504.), другими воспринимается как возложение законом ответственности за причинение вреда на лицо, причинителем вреда не являющееся (Фогельсон Ю. Б. Указ. соч.). Толкование последних при этом, как видно из приводимой ими аргументации, направлено на устранение правовых препятствий, не позволяющих им трактовать договор страхования рассматриваемого вида как договор в пользу третьего лица.
В самом деле, принимая во внимание, что договор в пользу третьего лица порождает у последнего право требования к должнику по договору непосредственно в силу заключения этого договора (п. 1 ст. 430 ГК), признание за лицом, которому причинен вред, права потребовать исполнения по договору страхования ответственности в свою пользу только в строго определенных законом случаях будет означать несоответствие такого договора страхования означенному выше критерию, т.е. исключает указанным договор из числа тех гражданско-правовых соглашений, которые могут быть отнесены к типу договоров в пользу третьих лиц.
Понимая всю значимость приведенных выше возражений, отдельные сторонники отнесения договора страхования гражданской ответственности к типу договоров в пользу третьего лица пытаются представить эти доводы безосновательными. С этих позиций, по-видимому, для Ю.Б.Фогельсона было соблазнительно утверждать, что точка зрения тех, кто считает, что потерпевший может предъявить страховщику требование о выплате не в любом случае, а лишь в случаях, установленных в п. 4 ст. 931 ГК, основана на недоразумении (Там же. С. 103). По мнению названного автора, ст. 1072 и 1081 ГК дают основание считать, что выгодоприобретатель имеет возможность "в некоторых случаях обратиться к страховщику не только за выплатой страхового возмещения, но и непосредственно за возмещением вреда" (Там же.).
Действительно, ч. 2 п. 1 ст. 1064 ГК допускает, что законом обязанность возмещения вреда может быть возложена на лицо, не являющееся причинителем вреда. Однако в соответствии с данной нормой Кодекса возложение ответственности на лицо, не являющееся причинителем вреда, наделено свойствами безусловности и неограниченности во времени. Поэтому указанный субъект не может быть освобожден от ответственности, если только не существует обстоятельств, прямо пред усмотренных законом (п. 2, 3 ст. 1064 ГК).
Если теперь допустить возможность возложения ответственности за причинение вреда на страховщика, заключившего с его причинителем или иным лицом (страхователем) соответствующий договор страхования, то останется без ответа вопрос о том, что же произойдет с обязанностью страховщика возместить вред в случае расторжения договора страхования или истечения срока действия последнего до момента причинения вреда.
Кроме того, согласно ч. 2 п. 1 ст. 1064 ГК для возложения ответственности за причинение вреда на лицо, его причинителем не являющееся, необходима соответствующая норма закона, позволяющая это сделать. Но ни Кодекс, ни иные правовые акты не содержат положений, возлагающих указанную выше ответственность на страховщика по договору страхования гражданско-правовой ответственности за причинение вреда.
Вывод, с неизбежностью следующий из рассуждений Ю.Б.Фогельсона, о переходе ответственности в результате заключения договора страхования от страхователя или лица, чей риск ответственности застрахован, к страховщику, столь же юридически некорректен, сколь нелепо с правовой точки зрения его утверждение о том, что "по российскому законодательству ответственность оборотоспособна" (Фогельсон Ю. Б. Сделки перестрахования по действующему законодательству//Хозяйство и право. 1997.№ 7.), положенное им, как видно, в основу указанного выше вывода.
Справедливости ради следует заметить, что подобной позиции придерживается только Ю.Б.Фогельсон. Даже приверженцы отнесения договора страхования рассматриваемого вида к числу договоров в пользу третьего лица не разделяют взглядов названного автора (Брагинский М. И. Договор страхования. С. 115.).
Несмотря на довлеющий авторитет М.И.Брагинского, едва ли можно признать абсолютно безупречным предложенный им подход к квалификации договора страхования указанного вида.
В свое время, комментируя ст. 931 ГК, В.А.Рахмилович обращал внимание на несоответствие конструкции договора страхования гражданской ответственности ст. 430 Кодекса (Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации части второй (постатейный)/Под ред. проф. О. Н. Садикова. С. 514.). Определенное недоумение у него, в частности, вызвало установленное п. 4 ст. 931 ГК ограничение возможности потерпевшего лица (выгодоприобретателя по договору страхования рассматриваемого вида) обратиться с соответствующим требованием непосредственно к страховщику (должнику по договору) наличием одного из предусмотренных в указанной норме условий, относительно ничем не связанной возможности реализации аналогичного права, принадлежащего третьему лицу, в пользу которого заключен договор, предусмотренный ст. 430 Кодекса.
Презюмируя, тем не менее, договор страхования гражданской ответственности как соглашение в пользу третьего лица и, таким образом, допуская право страхователя при наступлении страхового случая в отсутствие условий, указанных в п. 4 ст. 931 ГК, требовать от страховщика уплаты страхового возмещения, В.А.Рахмилович, кроме отмеченного выше конструктивного расхождения между двумя названными моделями договоров, натолкнулся также и на "определенные трудности в части материально-правового обоснования, во-первых, права страхователя, не являющегося выгодоприобретателем, требовать от страховщика уплаты ему страхового возмещения, и, во-вторых, такого же обоснования как обязанности страхователя передать полученную сумму выгодоприобретателю, так и соответствующего права последнего эту сумму от него истребовать" (Там же.).
Не находя сколь-нибудь разумного теоретического оправдания парадоксальным выводам, которые порождает квалификация договора страхования гражданско-правовой ответственности за причинение вреда в качестве договора в пользу третьего лица, указанный автор предложил искать их обоснование не в сфере материального права, но гражданского процесса. "В этой ситуации, — пишет В.А.Рахмилович в комментарии к ст. 931 ГК, — в гражданском (арбитражном) процессе возникает довольно редкий на практике случай, когда на стороне предъявившего иск к страховщику истца-страхователя может участвовать третье лицо без самостоятельных исковых требований — выгодоприобретатель, для которого решение суда может породить право (ст. 38 ГПК, ст. 39 АПК)" (Там же.).
У Т.С.Мартьяновой, полагающей единственно верным в данном вопросе взгляд В.А.Рахмиловича, также не вызывает сомнений, что "правило п. 4 ст. 931 ГК РФ создает трудности гражданско-правовой квалификации складывающихся при этом отношений страхователя и выгодоприобретателя, а также особую процессуальную ситуацию" (Гражданское право. Учебник/Под ред. проф. Е. А. Суханова. 2-е изд. М.: ВЕК, 2000. Том II. Полутом 2. С. 190.).
Согласиться с подобной позицией не представляется возможным, поскольку опирается она на ничем не обоснованное предположение о том, что участие в гражданском (арбитражном) процессе третьего лица без самостоятельных требований, у которого материальное право отсутствует, делает возможным в силу постановления суда возникновение этого права, в то время как согласно ст. 38 ГПК РСФСР и ст. 39 АПК РФ основанием для привлечения заинтересованного лица к участию в процессе в качестве третьего лица без самостоятельных требований является именно наличие соответствующего материального права (или обязанности) в отношении одной из сторон, судебное решение на которую может повлиять.
Дающие о себе знать значительные расхождения в конструкциях договора в пользу третьего лица и договора страхования гражданской ответственности, отсутствие убедительного, теоретически выверенного объяснения последствий, которые неминуемо имели бы место в случае признания построения договора страхования ответственности за причинение вреда по модели соглашения в пользу третьего лица (ст. 430 ГК), вынуждают нас более критично отнестись к тезису о том, что оба указанных договора относятся к одному типу гражданско-правовых соглашений, из которого, как видно, исходили в своих рассуждениях М.И.Брагинский и В.А.Рахмилович.
Как было отмечено выше, одним из типообразующих признаков договора в пользу третьего лица, как это следует из п. 1 ст. 430 ГК, является наличие согласия (воли) сторон на исполнение должником обязательства по договору не кредитору, а третьему лицу, которое не обязательно должно быть указано в договоре. Следовательно, в качестве характерной черты такого договора мы вправе назвать безусловное право третьего лица, в чью пользу он заключен, при любых обстоятельствах потребовать от должника исполнения обязанности по договору в свою пользу. То есть, как совершенно справедливо отмечает М.И.Брагинский в отношении договора в пользу третьего лица (ст. 430 ГК), "основной смысл соответствующей конструкции лежит в предоставлении третьему лицу права самостоятельного требования к стороне по договору, в заключении которого третье лицо участия не принимало" (Брагинский М. И., Витрянский В. В Договорное право. Общие положения. С. 292.)
Иными словами, договор в пользу третьего лица может быть только там, где существует свобода выбора сторон: заключить ли договор в пользу кредитора или оговорить исполнение должником своей обязанности лицу, стороной по договору не являющемуся. Данный подход, заметим, полностью согласуется и с пониманием сущности договора в пользу третьего лица, существующим в большинстве стран, право которых относится к континентальной системе (Цвайгерт К. ,Кали, X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права. С. 179-197.)
Если сравнить конструкцию договора страхования ответственности за причинение вреда с моделью соглашения, определенной ст. 430 ГК, нетрудно обнаружить, что некоторое сходство между ними имеется только в одном случае; если стороны договора страхования явным образом обозначили в нем, что выгодоприобретателем является лицо, жизни, здоровью. Или имуществу которого страхователем (застрахованным лицом) причинен вред, и в силу закона, соответствующего условия договора либо обязательности страхования потерпевшее лицо наделено правом предъявить непосредственно страховщику требование о возмещении вреда в пределах страховой суммы. Возможно, именно эта внешняя похожесть послужила причиной заблуждения относительно квалификации договора страхования рассматриваемого вида.
И все же указанный договор страхования не может быть признан безусловно договором в пользу третьего лица.
Пункт 3 ст. 931 ГК императивно устанавливает, что договор страхования ответственности за причинение вреда считается заключенным в пользу лиц, которые может быть причинен вред.
Конструкция указанной нормы Кодекса определенно лишает какого бы то ни было правового значения волю сторон названного договора, которая определяет, кому должно быть осуществлено исполнение по нему.
Таким образом, договор страхования рассматриваемого вида строится отнюдь не по модели, предусмотренной ст. 430 ГК. Неудивительно поэтому, что выгодоприобретатель по договору страхования — лицо, которому причинен вред, выступающий в качестве третьего лица по договору страхования, не наделяется безусловным правом требовать от стороны — должника исполнения обязанности последнего по договору в свою пользу, как это имеет место в случае заключения указанного договора в пользу третьего лица. Напротив, выгодоприобретатель вправе обратиться с соответствующим требованием непосредственно к страховщику, только если такую возможность стороны предусмотрели в договоре или имеют место иные обстоятельства, перечисленные в п. 4 ст. 931 ГК, как-то: в случаях обязательного страхования или если это предусмотрено законом. А это означает, что право выгодоприобретателя требовать непосредственно от страховщика возмещение вреда в пределах страховой суммы не правило, а исключение из него.
Устранение недоразумения, результатом которого явилась ошибочная квалификация договора страхования рассматриваемого вида в качестве договора в пользу третьего лица, все расставляет по своим местам. Исчезает и трудность в обосновании нрава страхователя потребовать от страховщика исполнения в свою пользу обязанности последнего по договору страхования как в случае отказа потерпевшего лица обратиться с соответствующим требованием непосредственно к страховщику, если закон допускает это, так и в ситуации, когда, п. 4 ст. 931 ГК подобную возможность выгодоприобретателю не предоставляет, поскольку такого права у страхователя просто нет.
Исполнение обязанности страховщика по договору страхования гражданской ответственности за причинение вреда, как гласит п. 3 ст. 931 ГК, возможно только выгодоприобретателю. С учетом этого страхователь вправе требовать от страховщика выплаты в свою пользу определенной договором страхования суммы только в одном случае: если одновременно наличествуют следующие обстоятельства.
Во-первых, страхователь не является лицом, чей риск наступления гражданско-правовой ответственности за причинение вреда был застрахован.
Во-вторых, страховщик отказался от исполнения своей обязанности по указанному договору.
И, в-третьих, страхователь возместил потерпевшему лицу причиненный им вред.
Тогда и только тогда страхователь вправе требовать от страховщика выплаты определенной суммы в свою пользу, но вовсе не в качестве исполнения в свою пользу обязанности, установленной договором страхования, а как возмещение убытков, причиненных страхователю неисполнением указанного договора.
Застрахованное же лицо, не являющее страхователем по договору (т.е. выступающее в качестве третьего лица по отношению к сторонам договора страхования), лишено в равной мере любой возможности требовать как исполнения договора страхования в свою пользу, так и компенсации убытков, вызванных возмещением вреда потерпевшему лицу.
Таким образом, договор страхования ответственности за причинение вреда является всего лишь основанием для возложения на страховщика исполнения (в пределах страховой суммы) обязанности возместить выгодоприобретателю причиненный вред, возникающий у страхователя в результате наступления страхового события.
Кроме того, нельзя принять и точку зрения М.И.Брагинского, согласно которой Гражданский кодекс, а именно ст. 931, предусматривает два подвида договора страхования гражданской ответственности: договор страхования риска ответственности за причинение вреда и договор страхования ответственности за причинение вреда (Брагинский М. И. Договор страхования. С. 113.). Как полагает названный автор, разница между ними заключается в том, что для первого подвида указанного договора страховым случаем служит возложение риска ответственности страхователя перед потерпевшим, в то время как по второму — само причинение вреда как таковое, породившее обязанность причинителя его возместить (Там же. С. 114.).
Следуя своей логике, М.И.Брагинский утверждает, что данное различие создает две принципиально несовпадающие ситуации, соответственно в первой — выгодоприобретателем может быть третье лицо, риск возложения ответственности на которого был застрахован, а во второй — в качестве выгодоприобретателя выступает потерпевший.
Таким образом, по М.И.Брагинскому получается, что в роли страхового случая помимо неблагоприятного события, наступление которого влечет для застрахованного лица наступление гражданско-правовой ответственности в виде обязанности возместить потерпевшему вред, существует и другой, который состоит в предъявлении потерпевшим лицом требования к ответственному за него застрахованному лицу. Наступление же того или другого из указанных выше событий признается основанием для выплаты страховщиком страхового возмещения в зависимости от того, в чью пользу, — лица, которому причинен вред, либо того (третьего) лица, чей риск гражданско-правовой ответственности за причинение вреда, — застрахован.
Однако на самом деле для подобного вывода отсутствуют какие-либо правовые основания.
По смыслу ст. 931 ГК страховым событием всегда является именно причинение страхователем (или иным застрахованным лицом) вреда жизни, здоровью или имуществу иного лица. Не дает, по нашему мнению, ст. 931 ГК никакого повода и для предположений о том, кто может быть выгодоприобретателем по договору страхования гражданско-правовой ответственности. Согласно указанной норме Кодекса в качестве такового однозначно признается потерпевшее лицо.
Поскольку отношения, возникающие из договора страхования гражданской ответственности за причинение вреда, законом урегулированы прямо, применение ст. 430 ГК к ним по аналогии является грубой юридической ошибкой. Следует заметить, что Гражданский кодекс является кодифицированным правовым актом, общие положения которого применяются к соответствующим отношениям всегда, если иное не установлено самой общей нормой или специальной нормой закона, регулирующей эти отношения. Следовательно, п. 2-4 ст. 430 ГК применяются в качестве общих норм закона к договорам и пользу третьих лиц, и ни при каких обстоятельствах не могут быть применимы к отношениям, возникающим из договоров, включенных и пользу их участников.
Таким образом, применение п. 2-4 ст. 430 ГК к договору страхования гражданской ответственности за причинение вреда напрямую зависит от того, договором какого из двух вышеназванных типов он является. Действуя логически неверно, Ю.Б.Фогельсон поступает наоборот: оставляя без внимания вопрос о том, соответствует ли договор страхования указанного вида определению договора в пользу третьего лица, данному в п. 1 ст. 430 ГК РФ, он, без должных правовых основании ссыпаясь на аналогию закона, применяет ст. 430 ГК, и уже из этого делает вывод о том, что указанный договор принадлежит к типу договоров в пользу третьего лица.
Для сравнения; ч. 1 ст. 61 Основ гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 г. формулировала положение о договоре в пользу третьего лица следующим образом.
Исполнение договора в пользу третьего лица может требовать как лицо, заключившее договор, так и третье лицо, в пользу которого обусловлено исполнение, поскольку иное не предусмотрено законодательством, договором и не вытекает из существа обязательства.

В.М.БАРТОШ, адвокат Межреспубликанской коллегии адвокатов, юридическая консультация № 182

Ваше мнение об этом материале:

— Ваше имя
— Ваш email
— Тема

Ваш отзыв (заполняется обязательно):

Укажите код на картинке слева:

Установите трансляцию заголовков прессы на своем сайте

 Подробнее »

Получить код для трансляции заголовков прессы »