Пресса о страховании, страховых компаниях и страховом рынке

Хозяйство и право, 12 октября 2001 г.

Право требования кредитора в договорах в пользу третьего лица

10223 просмотра

Судебная практика по страхованию ответственности

В соответствии со ст. 931 и 932 Гражданского кодекса РФ страхование ответственности в любом случае производится в пользу потерпевшего лица. Поэтому при заключении договора страхования ответственности никому из его участников выгодоприобретатель неизвестен. Самому потерпевшему также ничего неизвестно о заключении договора страхования в его пользу, и в практике нередки ситуации, когда потерпевший игнорирует наличие договора страхования и требует возмещения причиненного вреда непосредственно от его причинителя. Если при этом страховщик отказывается выплатить возмещение или возникает спор со страховщиком о размере возмещения, подлежащего выплате потерпевшему, то причинитель вреда (страхователь по договору страхования) оказывается в крайне сложном положении. Возместить потерпевшему причиненный вред или его часть — значит, признать свою ответственность. Однако страхование производится именно на случай наступления ответственности и признать свою ответственность означает умышленно содействовать наступлению страхового случая или, как минимум, не принять необходимых мер для уменьшения убытков. В этом случае страховщик откажет в выплате со ссылкой на п. 1 ст. 963 или п. 3 ст. 962 ГК РФ. Не возмещать причиненный вред — это в большинстве случаев судебный иск потерпевшего с процентами по ст. 395 ГК РФ, расходами на адвокатов и моральными издержками, сопутствующими практически любому судебному иску.

Кроме того, за период судебного разбирательства страхователя с потерпевшим может истечь исковая давность требования к страховщику, так как по таким спорам предусмотрен сокращенный двухлетний срок давности (ст. 966 ГК РФ).

В подобной ситуации некоторые страхователи-организации обратились в арбитражный суд с исковым требованием об обязании страховщика выплатить страховое возмещение потерпевшему.

Этот иск основывается на простых рассуждениях: в силу ст. 307 ГК РФ кредитор имеет право требовать от должника исполнения обязательства. Обязанность страховщика по обязательству состоит в том, чтобы уплатить возмещение потерпевшему, но он ее не исполнил и отказывается исполнять. В соответствии с ч. 2 ст. 22 АПК РФ споры о неисполнении или ненадлежащем исполнении обязательств подведомственны арбитражному суду. Значит, рассуждает истец, страхователь имеет право в судебном порядке требовать от страховщика исполнить его обязанность, то есть выплатить потерпевшему возмещение в пределах страховой суммы.

В одном из таких дел суды первых двух инстанций Арбитражного суда Новосибирской области удовлетворили соответствующие требования. Однако надзорная инстанция решение отменила, поскольку, как было указано в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 30 июня 1998 года № 2620/98, в силу п. 1 ст. 430 ГК РФ право требовать от должника исполнения обязательства в свою пользу принадлежит третьему лицу, Пунктом 4 названной статьи предусмотрено, что в случае, когда третье лицо отказалось от права, предоставленного ему по договору, кредитор может воспользоваться этим правом, если это не противоречит закону, иным правовым актам и договору (См.: Консультант-Плюс Судебная Практика документ № 7929). Поскольку третьим лицом в данном деле являлся гражданин, не зарегистрированный в качестве индивидуального предпринимателя, дело на этом следовало бы прекратить по неподведомственности. Однако надзорная инстанция обязала суд исследовать вопрос о том, возмещен ли истцом ущерб, и указала, что, если ущерб истцом возмещен, исковые требования подлежат уточнению. Иными словами, если ущерб возмещен, то истцу-страхователю предлагается потребовать выплаты возмещения уже в свою пользу.

В другом аналогичном деле кассационная коллегия Федерального арбитражного суда Московского округа указала следующее: с учетом требований ст. 430 ГК РФ суд пришел к обоснованному выводу об отсутствии у истца права на получение страхового возмещения в свою пользу, а требование истца взыскать сумму страхового возмещения в пользу ООО, являющегося третьим лицом, неправомерное истец не представил доказательств того, что он наделен полномочиями представлять интересы ООО, а также доказательств отказа последнего от предоставленного по договору права (Постановление ФАС МО от 20 марта 2000 года по делу Арбитражного суда г. Москвы № А40-9201/99-7-106 (дело в ФАС № КГ-А40/975-00) // КонсультантПлюс Судебная практика ФАС Московского округа).

Позиция Арбитражного суда Омской области по поводу прав кредитора в договоре в пользу третьего лица такова. За кредитором сохраняется право требовать от должника исполнения обязательства, но это право может быть реализовано кредитором только в том случае, если третье лицо, в пользу которого обусловлено исполнение договорного обязательства, откажется от своего права требования к должнику (Постановление апелляционной инстанции Арбитражного суда Омской области от 29 мая 1998 года № 123/А // КонсультантПлюс Судебная практика ФАС Западно-Сибирского округа).

Арбитражный суд Пермской области следующим образом высказался по поводу договоров страхования жизни работников за счет средств предприятия: «Данные виды договоров относятся к договорам в пользу третьего лица и в соответствии со ст. 430 ГК РФ правоотношения возникают между должником (страховой компанией) и третьим лицом (гражданином)» (Решение Арбитражного суда Пермской области от 8 апреля 1999 года по делу № А50-1683/99-AI // КонсультантПлюс Судебная практика ФАС Уральского округа).

Первый из приведенных судебных актов принят в мае 1998 года, а последний — в марте 2000 года, но по своему смыслу, как мы видим, они весьма похожи. Все это говорит о том, что судебная практика по таким искам приобретает устойчивый характер и, следовательно, из нее можно сделать два важных вывода.

Во-первых, к договорам страхования, заключенным в пользу третьего лица, должны применяться правила ст. 430 ГК РФ. Это было не вполне очевидно в особенности для договоров страхования ответственности, ибо ст. 430 Кодекса регулирует отношения, в которых выгодоприобретатель назначается сторонами по договору, но в договорах страхования возможность волеизъявления сторон по назначению выгодоприобретателя ограничена, а в договорах страхования ответственности выгодоприобретатель императивно назначен законом.

Во-вторых, страхователь по договору страхования в пользу третьего лица не вправе предъявить иск об обязании страховщика исполнить договор третьему лицу.

Этот вывод делается судами со ссылкой на п. 1 и п. 4 ст. 430 ГК РФ. В п. 1 указано, что право требовать исполнения принадлежит третьему лицу, а в п. 4 — что кредитор может воспользоваться правом третьего лица, когда последнее от него отказалось. Эти нормы истолкованы судами в том смысле, что кредитор по договору в пользу третьего лица получает какие-либо права только после отказа третьего лица от своего права. До отказа он не может требовать ни исполнения в свою пользу (что очевидно), ни исполнения в пользу третьего лица. Требование же об исполнении в пользу третьего лица кредитор не сможет заявить ни при каких условиях.

Обязательство, вытекающее из договора в пользу третьего лица

Рассмотрим одно важное следствие, которое вытекает из приведенного выше судебного толкования ст. 430 ГК РФ.

Любые договорные обязательства, в том числе и те, в которых исполнение производится третьему лицу, наделенному самостоятельным правом требования к должнику, подчиняются общим правилам Гражданского кодекса РФ об обязательствах. В том числе на них распространяется и норма п. 1 ст. 307 Кодекса, согласно которой в силу обязательства одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенное действие, а кредитор имеет право требовать от должника исполнения его обязанности. То есть кредитор по обязательству должен иметь безусловное право потребовать от должника совершить действие, обусловленное обязательством.

Однако судебная практика отказывает кредитору в этом, если обусловленным действием является исполнение третьему лицу, и ставит решение вопроса о праве кредитора в зависимость от волеизъявления третьего лица. Поэтому необходимо выяснить: создает ли договор в пользу третьего лица обязательство до отказа третьего лица от своего права?

Нужно сказать, что весьма изобретательно обошла это вопрос кассационная коллегия ФАС МО. В упомянутом постановлении указано, что у ОАО нет обязательства перед ООО по выплате ему страхового возмещения (ОАО в этом деле выступало страховщиком, а ООО — страхователем ). Но ничего не сказано ни относительно того, есть ли у страховщика обязательство перед страхователем по выплате страхового возмещения третьему лицу, ни по поводу того, есть ли вообще у страховщика обязательство перед страхователем, а если есть, то кто является кредитором по этому обязательству. Суд обошел молчанием и вопрос о том, что является предметом обязательства в договоре в пользу третьего лица.

Если исходить из того, что договоры в пользу третьего лица все же создают обязательство и до отказа третьего лица от своего права, то следует ответить на важный вопрос, кто является в нем кредитором. Это существенно, ибо кредитор по обязательству не только имеет права, но и несет обязанности. Так, в силу п. 2 ст. 408 ГК РФ кредитор обязан принять надлежащее исполнение и выдать расписку в его получении.

М. И. Брагинский и В. В. Витрянский пишут в отношении договоров в пользу третьего лица: «.. третье лицо всегда противостоит в качестве кредитора одной из сторон первоначального договора... Для того чтобы третье лицо стало кредитором в обязательстве, необходимы ... два юридических факта: заключение соответствующего договора и изъявление третьим лицом согласия принять выговоренное в его пользу право...» (Брагинский М. И., Витрянский В. В. Договорное право. Книга первая: Общие положения. - М., 1999, с. 563-564). Эти авторы полагают, следовательно, что кредитор в подобных договорах определяется не сразу, а лишь после волеизъявления третьего лица. При согласии третьего лица оно становится кредитором, а при отказе кредитором становится сторона договора. До волеизъявления третьего лица, таким образом, кредитора нет, а значит, нет и обязательства.

Однако с подобной позицией трудно согласиться, ибо она прямо противоречит тексту закона. В силу прямого указания п. 1 ст. 430 ГК РФ третье лицо не только не является кредитором в договорах в пользу третьего лица, но и никогда не становится им.

Далее. Если предположить, что после выражения согласия воспользоваться своим правом третье лицо становится кредитором должника, не должно быть никаких препятствий к тому, чтобы оно осуществляло все обычные полномочия кредитора, в том числе могло уступить свое право требования другому лицу. Такое случалось в хозяйственном обороте, но в этих случаях Президиум ВАС РФ оценивал поведение третьего лица как противоречащее закону.

Неоднократно ВАС РФ давал правовую оценку случаям, в которых третье лицо уступало свое право требования другому лицу и это лицо обращалось с иском об исполнении к должнику. Позиция суда в этих случаях была неизменной: лицо не вправе было требовать взыскания страхового возмещения в связи с тем, что это право в нарушение ст. 382 ГК РФ ему уступил не кредитор, а выгодоприобретатель (Постановление Президиума ВАС РФ от 6 января 1998 года № 1586/96 // Вестник ВАС РФ, 1998. № 5).

Рассмотрим, кроме того, простой пример. Пусть стороны заключили договор о бездействии должника в пользу третьего лица. Это не противоречит ст. 430 и соответствует ст. 307 ГК РФ, а значит, вполне возможно. Третье лицо ничего не знает об этом договоре и поэтому не может изъявить свою волю. Должник хочет получить расписку на основании п. 2 ст. 408 ГК РФ. К кому следует обратиться должнику за получением расписки — к стороне договора или к третьему лицу? Нам представляется очевидным, что обращаться следует к стороне договора, просто потому что в силу п. 3 ст. 308 ГК РФ обязательство не создает обязанностей для третьих лиц, соответственно у третьего лица нет обязанности выдавай расписку.

Поэтому выгодоприобретатель откажет должнику и будет прав, ибо он ни в чем ему не обязан. Значит, должнику следует обратиться за распиской не к третьему лицу, а к другой стороне договора, которая и является кредитором, обязанным выдать расписку. Если же другая сторона договора не выдает расписку, то согласно п. 2 ст. 408 ГК РФ исполнение третьему лицу может быть задержано. Именно такой нам видится структура взаимодействия сторон договора в пользу третьего лица. Следовательно, именно сторона договора является кредитором и несет правовую обязанность принять исполнение, хотя фактически принимает его третье лицо.

Из всего сказанного ясно, что не третье лицо, а именно соответствующая сторона договора несет обязанности кредитора и осуществляет такие его полномочия как уступка своего требования.

Итак, судебные толкования ст. 430 ГК РФ и проведенный краткий анализ правового положения сторон в договоре в пользу третьего лица ставят нас перед альтернативой:

— либо следует считать, что до волеизъявления третьего лица договоры в пользу третьего лица не создают обязательства в том смысле, в котором этот термин понимается в ст. 307 ГК РФ, поскольку до отказа третьего лица от своего права кредитор не обладает полномочием потребовать исполнения;

— либо следует считать, что договоры в пользу третьего лица создают довольно странное обязательство, в котором кредитор во всем похож на обычного кредитора, кроме одного — он не может в судебном порядке потребовать от должника исполнить то, в чем тот обязался перед ним.

Можно ли считать договор в пользу третьего лица условной сделкой?

Рассмотрим первую из двух указанных выше альтернативных возможностей. Гражданскому праву известны сделки, которые создают обязательства только при наступлении определенного события (отлагательного условия). В соответствии со ст. 157 ГК РФ они носят название сделок, совершенных под условием, или условных сделок.

Если бы договоры в пользу третьего лица можно было описать конструкцией условной сделки, все стало бы на свои места. Следует поэтому проанализировать такую возможность.

Исходя из смысла пп. 1 и 2 ст. 157 ГК РФ, сделка считается условной, если стороны поставили возникновение или прекращение прав и обязанностей в зависимость от обстоятельств, относительно которых неизвестно, наступят они или не наступят. В данном случае таким событием предположительно будет волеизъявление третьего лица. Из ст. 430 Кодекса видно, что закон действительно связывает наступление определенных правовых последствий с фактом выражения третьим лицом своих намерений. Выражение третьим лицом намерения воспользоваться правом в соответствии с п. 2 ст. 430 ГК РФ имеет своим правовым последствием невозможность для сторон изменять и расторгать договор без согласия третьего лица.

Отказ третьего лица от права согласно п. 4 ст. 430 ГК РФ влечет возможность для кредитора воспользоваться правом третьего лица. Но закон не предусматривает в качестве правового последствия волеизъявления третьего лица возникновение прав и обязанностей по договору, а это дает все основания полагать, что право у третьего лица существует уже с момента заключения договора.

Кроме того, если брать конкретный пример со страхованием ответственности, то сама природа данных отношений не позволяет описать их с помощью конструкции условной сделки.

В соответствии со ст. 2 Закона РФ «Об организации страхового дела в Российской Федерации» страхование представляет собой отношения по защите интересов граждан и юридических лиц путем формирования денежных фондов за счет уплаченных страховых премий. Общая идея страховой защиты состоит в том, что страховщик, получив страховую премию, принимает на себя обязательство выплатить возмещение при наступлении страхового случая. Выплата производится за счет специальных денежных фондов, которые формирует страховщик. Если страхового случая не происходит, страховщик оставляет все полученные деньги себе, однако это не означает, что в течение действия договора он не предоставлял страховой защиты. Страховая защита предоставляется с момента вступления в силу договора, если договором не предусмотрен иной срок начала ее действия (п. 2 ст. 957 ГК РФ). Причем предоставляется она именно страхователю. Это страхователь заплатил за «страх», то есть за возможность того, что у него возникнет ответственность перед потерпевшим, и он знает, что с момента начала действия защиты страховщик имеет перед ним обязательство по возмещению вреда потерпевшему. И для страховщика и для страхователя вред, причиненный потерпевшему, показателен лишь тем, что ответственным за этот вред является страхователь. При возмещении страховщиком вреда потерпевшему прекратится обязанность страхователя по возмещению вреда, то есть, исполняя обязанность по договору страхования, страховщик возместит вред не только потерпевшему, но и страхователю, ибо освободит его от возложенной ответственности. Волеизъявление потерпевшего здесь совершенно ни при чем. Страховщик предоставляет защиту не потерпевшему, а страхователю и обязан он не потерпевшему, а страхователю.

Использование конструкции условной сделки, напротив, означает, что до наступления соответствующего условия (в данном случае волеизъявления потерпевшего) права и обязанности не возникают (п. 1 ст. 157 ГК РФ), то есть договор, по существу, не действует. В частности, это значит, что и после наступления страхового случая, но до того, как потерпевший изъявит свою волю, у страховщика нет никаких обязательств и он не обязан платить. Иными словами, до волеизъявления потерпевшего страхователь лишен страховой защиты.

Если бы обязанность страховщика зависела от потерпевшего и для предоставления страховой защиты было бы недостаточно волеизъявления страхователя и страховщика, то и защита, предоставляемая страхователю, зависела бы от потерпевшего. Следовательно, в отсутствие страхового случая ни о какой защите страхователя вообще нельзя было бы говорить, так как нет еще и самого потерпевшего.

Таким образом, использование для описания договоров страхования конструкции условной сделки фактически сводит на нет всю идею страховой защиты и прямо противоречит норме п. 2 ст. 957 ГК РФ. Страховая защита предоставляется страхователю с момента начала действия договора, если договором не предусмотрен иной момент начала действия страхования. Поскольку содержанием понятия «страховая защита» является обязательство страховщика платить при наступлении страхового случая, то и обязательство страховщика платить не может возникнуть в результате волеизъявления потерпевшего после наступления страхового случая. Обязательства страховщика должны возникать при начале действия страхования, обусловленного договором.

Конструкцию условной сделки, следовательно, нельзя использовать при описании договоров страхования в пользу третьего лица. Договор страхования, а вместе с ним и страховая защита должны начать свое действие при вступлении в силу договора и начало действия защиты не может зависеть от волеизъявления лица, в пользу которого заключен договор.

Поскольку в конкретном примере договоров страхования ответственности нельзя использовать конструкцию условной сделки, то нельзя ее использовать и в общем случае договора в пользу третьего лица. Действие договора в пользу третьего лица должно начинаться с момента его заключения и еще до волеизъявления третьего лица какие-то права и обязанности у сторон, вытекающие из договора в пользу третьего лица, должны существовать.

Концепция секундарных прав

Конструкцию условной сделки использовать не удается, остается, следовательно, вторая из указанных альтернативных возможностей — конструкция нестандартного обязательства, в которой сторона договора, в отличие от стороны в обычном обязательстве, до волеизъявления третьего лица бесправна, хотя в соответствии с п. 1 ст. 430 ГК РФ она является кредитором, а значит, несет все обязанности кредитора по обязательству.

Действительно в отечественном правоведении существует концепция так называемых «секундарных» прав. Она изложена, в частности, в уже упомянутой работе М. И. Брагинского и В. В. Витрянского (Брагинский М. И., Витрянский В. В. Указ. соч., с. 366-571), которые, анализируя все имеющиеся точки зрения по вопросу о договорах в пользу третьего лица, приходят к выводу, что именно этой концепции нужно следовать при анализе прав и обязанностей, вытекающих из такого типа договоров.

По этой концепции до волеизъявления третьего лица ни у стороны договора, ни у третьего лица нет никаких полноценных субъективных прав. Однако у третьего лица имеется неполноценное секундарное право, которое возникает у него с момента начала действия договора. После изъявления им своей воли оно превращается либо в полноценное субъективное право третьего лица (если изъявлено намерение воспользоваться своим правом), либо в полноценное субъективное право стороны договора (если третье лицо отказалось от своего права). Наиболее важное отличие между секундарным правом и полноценным субъективным правом отражает следующее высказывание М. М. Агаркова, которое приводится в книге М. И. Брагинского и В. В. Витрянского: «Праву одной стороны противостоит не обязанность другой стороны, а только связанность ее этим правом» (Цит. по: Брагинский М. И., Витрянский В. В. Указ. соч., с. 367). Из этого, таким образом, следует, что до волеизъявления третьего лица должник не обязан исполнять третьему лицу, а лишь некоторым, не вполне понятным образом связан секундарным правом третьего лица.

Итак, заявив, что до волеизъявления третьего лица никаких прав и обязанностей договор не создает, удается объяснить, почему данный договор не является, тем не менее, условной сделкой. Потому, что данный договор действует не с момента волеизъявления третьего лица, как условная сделка, а с момента его заключения. Однако в период от начала своего действия и до волеизъявления третьего лица этот договор создает не права и обязанности, а секундарное право третьего лица и «связанность» должника.

Правовое положение должника в этой конструкции напоминает, по мнению указанных авторов, положение оферента, который до волеизъявления акцептанта, то есть до акцепта или отказа от акцепта, лишь «связан» направленной офертой, но не обязан перед акцептантом. Правовое положение третьего лица напоминает положение акцептанта, от волеизъявления которого зависит превращение «связанности» в полноценную обязанность должника. Правовое же положение стороны договора в этой конструкции оказывается довольно странным: до волеизъявления третьего лица она лишена каких-либо прав и перед ней никто не обязан и лишь от волеизъявления третьего лица зависит, получит она какие-либо полноценные права или нет. Заключив договор, его сторона, таким образом, не получает ничего, кроме «связанности» должника, да и то не перед ней, а перед третьим лицом.

Использование конструкции условной сделки, как мы видели, противоречит самому существу возникающих отношений. Таким образом, единственной подходящей конструкцией для описания договоров в пользу третьего лица является специально разработанная и весьма экзотическая конструкция секундарных прав.

Секундарные права и «бритва Оккама»

Еще в XIII веке английский философ Уильям Оккам сформулировал универсальное правило, носящее название «бритва Оккама»: «сущности не следует приумножать сверх необходимости». Смысл этого правила в том, что не следует вводить новые понятия до тех пор, пока можно обойтись уже существующими. Посмотрим, как аргументируют М. И. Брагинский и В. В. Витрянский необходимость использования концепции секундарных прав для описания договоров в пользу третьего лица.

В ст. 167 ГК РСФСР 1964 года было указано: «Исполнения договора в пользу третьего лица может требовать как лицо, заключившее договора так и третье лицо, в пользу которого обусловлено исполнение, поскольку иное не предусмотрено законом, договором и не вытекает из существа обязательства.

Если третье лицо отказалось от права, предоставленного ему по договору, то лицо, заключившее договор, может воспользоваться этим правом, если это не противоречит закону, договору или существу обязательства». Первое предложение этого текста из действующего Гражданского кодекса РФ исключено. Одновременно в Кодекс включена норма п. 2 ст. 430, позволяющая в соответствии с толкованием a contrario (от противного) сторонам, заключившим договор, изменять его по своему усмотрению до волеизъявления третьего лица, в том числе полностью исключить третье лицо из договора, то есть превратить договор в обычную двустороннюю сделку без участия третьих лиц. Подобная норма отсутствовала в ГК РСФСР 1964 года.

Исключение из законодательства ранее действовавшей нормы и включение новой нормы и свидетельствует, по мысли М. И. Брагинского и В. В. Витрянского, о том, что действующий ГК РФ, в отличие от прежнего, не допускает возможности для стороны договора требовать чего-либо от должника до волеизъявления третьего лица. В качестве компенсации за это Кодекс дозволяет сторонам произвольно изменять договор до волеизъявления третьего лица, в том числе и предоставлять кредитору полноценное право требования путем исключения третьего лица из договора.

Рассуждения М. И. Брагинского и В. В. Витрянского приведены без каких-либо искажений, хотя авторам данной статьи они так и остались неясными. Не совсем понятно, каким образом исключение из Кодекса нормы, в том числе и дозволяющей, может порождать ограничение в правах. На наш взгляд, только прямой запрет может ограничивать лицо в его гражданских правах. В остальном действует принцип: разрешено все, что прямо не запрещено законом. Тем не менее именно такой вывод делают указанные авторы, и именно таким образом обосновывается необходимость использования конструкции секундарных прав для описания прав и обязанностей, вытекающих из договоров в пользу третьего лица.

Представляется важным заметить по этому поводу следующее. Конструкции «договор» и «обязательство» в том виде, в каком они присутствуют в ГК РФ и в других кодексах романо-германской правовой системы, одни из наиболее старых конструкций гражданского права.

Договор в пользу третьего лица также хорошо известная конструкция, и до сих пор его толкования обходились без включения в систему гражданско-правовых понятий новых конструкций. Об этом говорит, например, текст соответствующей нормы из § 335 Германского гражданского уложения, которым успешно пользуются уже около ста лет: «Кредитор может требовать исполнения в пользу третьего лица даже в том случае, когда последнее само обладает правом требования, если сторонами не согласовано иное» (Германское право. В 2-х ч. Ч. 1. — М., 1996, с. 75).

Итак, истцы в рассмотренных выше судебных делах и авторы этой статьи исходят из следующей совершенно ясной и стандартной для гражданского права конструкции:

1) при заключении договора в пользу третьего лица между сторонами договора как должником и кредитором возникает полноценное обязательство;

2) предметом этого обязательства (действием, которое обязан совершить должник) является исполнение третьему лицу, пока третье лицо не отказалось от своего права, и исполнение кредитору, если третье лицо от него отказалось, то есть от условия зависит предмет обязательства, а не его возникновение и существование;

3) по общему правилу именно это действие вправе потребовать исполнить кредитор, иными словами, как до волеизъявления третьего лица, так и после его согласия кредитор вправе требовать исполнения третьему лицу, а после отказа третьего лица кредитор вправе требовать исполнения для себя;

4) в дополнение к этим обычным правам кредитора еще и третье лицо вправе требовать от должника исполнения для себя.

Ни из книги М. И. Брагинского и В. В. Витрянского, ни из рассмотренных судебных дел так до конца и непонятно, почему нужно отказаться от этой ясной и стандартной конструкции и с какой целью следует вводить новую. Возможно, напротив, целесообразно пересмотреть судебные толкования, которыми, по существу, без крайней необходимости проводится в жизнь новая конструкция и отвергается стандартная.

Интерес кредитора и интерес третьего лица

В этом споре, однако, дело не только и не столько в используемых юридических конструкциях. В действительности спор идет не о конструкциях, а об одном из важнейших принципов гражданского права, закрепленном в п. 2 ст. 1 ГК РФ. Вот его текст: «Граждане (физические лица) и юридические лица приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе».

У М. И. Брагинского и В. В. Витрянского, напротив, читаем: «Договор в пользу третьего лица составляет особую договорную конструкцию, принципиально отличную от всех остальных договоров, для которых характерно то, что они всегда заключаются в интересах самих сторон» (Брагинский М. И., Витрянский В. В. Указ. соч., с. 563). Значит, договор в пользу третьего лица заключается не в интересах сторон: в частности, одна из сторон заключает его не в своем, а в чужом интересе. Словосочетание «в пользу третьего лица», то есть в интересах третьего лица, казалось бы, подтверждает эту позицию.

Это и другие приведенные выше высказывания упомянутых авторов показывают, что, по их мнению, договор в пользу третьего лица представляет исключение из общего принципа, закрепленного в п. 2 ст. 1 ГК РФ. Сторона в нем приобретает права не своей волей, а волей другого (третьего) лица, а обязанности принимает на себя хотя и своей волей, но не в своем интересе, а в интересе другого (третьего) лица.

Авторы этой статьи придерживаются принципиально иной позиции. По нашему мнению, основополагающие принципы должны соблюдаться неукоснительно. Именно в их универсальности и состоит их ценность. Более того, если в конкретных текстах норм и возникают какие-то отклонения от общих принципов, толкования этих текстов должны устранять эти отклонения и не разрушать общие принципы, а всемерно способствовать их сохранению. Устойчивость базовых принципов и обеспечивает устойчивость всей отрасли права. Расшатывание этих принципов, толкования, направленные на появление исключений из них, делают правоприменение неустойчивым, приводят к произволу в толкованиях и к такому опасному явлению как произвол суда.

Если исходить из того, что сторона, заключившая договор в пользу третьего лица, действовала не в своем, а в чужом интересе, позиция М. И. Брагинского и В. В. Витрянского, а также судебных инстанций выглядит логичной. Поскольку у стороны договора нет интереса в исполнении договора другой его стороной, а интерес в исполнении есть только у третьего лица, то и судебной защите подлежит лишь интерес третьего лица. Сторона же, заключившая договор, не может искать в суде защиты и требовать исполнения заключенного ею договора просто потому, что ей нечего защищать -— интерес, подлежащий судебной защите, у стороны договора отсутствует. Действительно, ведь процессуальное законодательство допускает обращение в суд частного лица только для защиты своих интересов. Частное лицо не может требовать в суде защиты чужих интересов. Если исходить из того, что страхователь, заключивший договор страхования в пользу третьего лица, действовал не в своих, а в чужих интересах, то обращение в суд страхователя с иском об обязании страховщика выплатить возмещение третьему лицу неправомерно.

Вполне последовательная позиция состоит в данном случае в прекращении дела в связи с неподведомственностью. Именно так поступил суд при рассмотрении дела № А40-9201/99-7-106 (дело № КГ-А40/975-00 ФАС МО). В данном деле суды сделали вывод, что требование истца взыскать сумму страхового возмещения в пользу третьего лица неправомерно, поскольку истец не представил доказательств того, что он наделен полномочиями представлять интересы третьего лица, то есть действует в интересе третьего лица.

Однако в постановлении Президиума ВАС РФ от 30 июня 1998 года № 2620/98, упоминавшемуся в начале статьи, подобная последовательность отсутствует. В этом случае надзорная инстанция возвратила дело на новое рассмотрение с указанием суду первой инстанции уточнить исковые требования в том случае, если страхователь возместил потерпевшему причиненный вред. Несмотря на то, что теоретическая концепция, на которой построил свое решение суд, и предполагает отсутствие интереса у стороны договора в пользу третьего лица, практически судьи прекрасно понимают, что страхователь по договору страхования ответственности имеет интерес в возмещении убытков третьему лицу не меньший, чем само третье лицо.

Приведем еще одно судебное решение по аналогичному иску (Постановление Президиума ВАС РФ от 23 апреля 1996 года № 8285/95 // Вестник ВАС РФ, 1996, № 8). Заемщик (ТОО), застраховавший свою ответственность за невозврат банковского кредита в пользу банка, обратился в суд с иском к страховщику об обязании последнего выплатить возмещение банку. Банк был привлечен в качестве третьего лица и иск был удовлетворен в пользу самого страхователя. Поскольку страховой полис был выдан самому ТОО, оно, по мнению суда, «...и стало выгодоприобретателем по договору страхования». Иными словами, суд решил, что договор заключен в пользу самого страхователя, а не в пользу третьего лица. В тот период, когда заключался договор страхования и принималось решение суда, еще не действовала вторая часть Гражданского кодекса РФ и выгодоприобретатель в договорах страхования ответственности не был назначен законом императивно. В договоре же было записано, что страховое возмещение выплачивается банку. Был принесен протест, но надзорная инстанция, отказав в его удовлетворении, оставила решение в силе и указала следующее: «Согласно статье 5 Закона Российской Федерации «О страховании» страхователи вправе при заключении договоров страхования назначать физических или юридических лиц (выгодоприобретателей) для получения страховых выплат по договорам страхования. По договору страхования страховое возмещение выплачивается банку-кредитору. Сумма страхового возмещения, полученная ТОО... последним была перечислена банку, что соответствует условиям договора». Здесь в правовой позиции надзорной инстанции имеется внутреннее противоречие. Ссылка в постановлении на условие договора и его привязка к норме, позволяющей назначать выгодоприобретателей, говорит о том, что суд считает договор заключенным в пользу третьего лица. Однако если договор заключен в пользу третьего лица (банка), то почему правомерно решение, обязавшее страховщика исполнить договор в пользу заемщика? Наоборот, правомерен именно протест и его надлежит удовлетворить. Но противоречивой является лишь правовая позиция суда. Внутреннее же убеждение судей, напротив, очевидно: поскольку в итоге деньги получил тот, кому они предназначались, нет нужды менять решение, независимо от того, законно оно или нет. И здесь внутреннее убеждение судей идет вразрез с теоретической концепцией (а заодно и с законом), ибо очевидно, что получение банком суммы кредита решает и проблемы банка, и проблемы заемщика-страхователя.

Из этих примеров видно, что у стороны договора в пользу третьего лица имеется интерес в исполнении именно третьему лицу и фактически суды учитывают это интерес. Еще более наглядно это проявляется при расторжении договора в пользу третьего лица или признании его недействительным, если расторжение или признание недействительным произошло после исполнения третьему лицу.

В Информационном письме Президиума ВАС РФ от 11 января 2000 года № 49 «Обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением норм о неосновательном обогащении» (См.: Хозяйство и право, 2000, № 4) прямо указано, что в подобных ситуациях неосновательно обогатившейся является сторона по договору, а не третье лицо, хотя исполнением произведено не стороне, а третьему лицу. В п. 12 читаем: «Денежные средства, перечисленные третьим лицам во исполнение недействительной сделки, подлежат возврату вороной по данной сделке», а в п. 13 того же обзора записано: «Расторжение договора, обязывающего должника произвести платеж третьему лицу, не влечет обязанности последнею вернуть полученное плательщику на основании п. 2 ст. 1107 ГК РФ», поскольку материальная выгода в результате исполнения третьему лицу возникает у стороны договора. Следовательно, исполнение по договору в пользу третьего лица производится не третьему лицу, а стороне по договору и при исполнении третьему лицу удовлетворяется, прежде всего, интерес стороны договора и лишь попутно интерес третьего лица.

Из приведенных рассуждений и примеров видно, что реальные договоры в пользу третьего лица заключаются в полном соответствии с основным принципом гражданского права, закрепленным в п. 2 ст. 1 ГК РФ, и суды хорошо это понимают. Сторона подобного договора заключает его исключительно в своих интересах, а интерес третьего лица присутствует в договоре лишь потому, что интерес стороны как раз и состоит в удовлетворении интереса третьего лица.

Баланс интересов кредитора и третьего лица

В свете изложенного рассмотрим смысл правила, закрепленного в норме п. 4 ст. 430 ГК РФ. Если бы эта норма отсутствовала, выгодоприобретатель своим отказом принять исполнение мог бы заблокировать удовлетворение интереса стороны договора. Норма п. 4 ст. 430 Кодекса препятствует такой возможности. Опираясь на эту норму, сторона договора может удовлетворить свой интерес даже в том случае, когда выгодоприобретатель не желает удовлетворять свой интерес за счет должника либо уже удовлетворил его иным образом. Смысл нормы п. 4 ст. 430 ГК РФ совершенно не в том, чтобы воспрепятствовать стороне договора требовать исполнения в пользу третьего лица, а в том, чтобы третье лицо своим отказом от принятия исполнения не нарушило баланс интересов и не воспрепятствовало бы достижению той цели, ради которой стороны и заключали договор. Сторона договора в пользу третьего лица должна иметь возможность удовлетворить свой интерес в любом случае и эта возможность не должна зависеть от волеизъявления третьего лица.

Однако концепция секундарных прав и рассмотренные в начале статьи судебные толкования текста ст. 430 ГК РФ препятствуют удовлетворению интереса кредитора, когда третье лицо вообще не изъявляет своей воли. В этом случае, отмечают М. И. Брагинский и В. В. Витрянский, у сторон договора есть п. 2 ст. 430 ГК РФ, допускающий возможность полностью изменить договор, в том числе исключить из договора третье лицо и превратить его тем самым в обычный договор, заключенный в интересах самого кредитора. Не изъявляя свою волю, третье лицо не может ухудшить положение стороны договора.

Действительно, было бы справедливо, если бы во всех договорах в пользу третьего лица стороны могли назначать выгодоприобретателя по своему усмотрению и норма п. 2 ст. 430 ГК РФ в ее толковании a contrario действительно имела бы универсальный характер. Однако именно в договорах страхования ответственности предусматривается исключение из этого правила. Стороны договора страхования ответственности никак не могут ни заменить выгодоприобретателя, ни исключить его из договора, поскольку он императивно назначен законом (ст. 931, 932 ГК РФ). Таким образом, применение рассматриваемой концепции секундарных прав и соответствующего ей судебного толкования норм ст. 430 ГК РФ для договоров страхования ответственности создает возможность для третьего лица фактически злоупотреблять своим правовым положением, вообще не изъявляя своей воли. Интерес кредитора оказывается при этом совершенно незащищенным. Это с успехом продемонстрировали нам суды в тех делах, с рассмотрения которых началась данная статья.

Судебная практика толкует нормы ст. 430 ГК РФ в том смысле, что кредитор не может в судебном порядке требовать от должника произвести исполнение третьему лицу, пока последнее не отказалось от своего права требования. Однако, как мы видим, это толкование, во-первых, разрушает универсальность одного из основных принципов гражданского права, что, на наш взгляд, совершенно недопустимо. Во-вторых, это толкование без крайней необходимости создает новые, весьма причудливые гражданско-правовые конструкции, то есть нарушает важный методологический принцип, известный под названием «бритва Оккама». В-третьих, это толкование искажает цель рассматриваемых норм, которая состоит в регулировании баланса интересов в договорах в пользу третьего лица. В том смысле, который придан ст. 430 ГК РФ судебной практикой, эти нормы служат совершенно иной цели.

На наш взгляд, высшим судебным инстанциям следовало бы еще раз вернуться к проблеме и рассмотреть ее с точки зрения изложенных аргументов.

Ю. ЗАХАРОВ,
аспирант кафедры предпринимательского (хозяйственного) права МГЮА
Ю. ФОГЕЛЬСОН,
доцент кафедры предпринимательского (хозяйственного) права МГЮА

Ваше мнение об этом материале:

— Ваше имя
— Ваш email
— Тема

Ваш отзыв (заполняется обязательно):

Укажите код на картинке слева:

Установите трансляцию заголовков прессы на своем сайте

 Подробнее »

Получить код для трансляции заголовков прессы »